Скажи мне все - Камбрия Брокманн (2020)

Джемма терпеть не могла, когда ее бросали, но ее театральная группа на этой неделе готовила постановку, и она была по уши занята репетициями. Жаловалась на то, что ее вечно покидают одну, и Руби изо всех сил старалась, чтобы Джемма тоже чувствовала себя частью нашей компании. Она быстро набрала ответ. Поднялся ветер, холодок проник под мой свитер.

Мы молчали. Наша дружба достигла той точки, когда молчание уже не кажется неловким или неуютным – оно было почти успокаивающим, естественно и удобно вписываясь в ритм нашего общения.

Руби задрожала и стала растирать свои плечи, чтобы согреться.

– Кстати, – сказала она, вспомнив что-то, – а ты знаешь, что у Макса бывают приступы тревоги?

– В каком смысле? Ты имеешь в виду какую-то особенность? – спросила я.

Мы с Руби часто обсуждали других, оставаясь наедине. Мы разобрали личность каждого по косточкам, осмысляя, кто что сделал и почему. Халед терпеть не мог оставаться один. Ему всегда нужно было быть с кем-нибудь из нас, если не со всеми разом. Когда Макс и Джон уходили на футбольную тренировку, Халед писал Руби, Джемме или мне, чтобы узнать, где мы находимся. Даже если мы собирались на концерт церковного пения – такое развлечение считается типично женским, – Халед присоединялся к нам. Когда мы занимались в библиотеке, он усаживался в самой людной части зала, впитывая постоянный поток человеческого общения. Было похоже, что он боится одиночества – или тишины, возникающей в одиночестве. Я этого не понимала – я любила быть одна, одиночество приносило мне ясность мыслей и возможность отдохнуть душой.

– Ты знаешь, что мы вместе были на занятии по биологии? – спросила Руби, натягивая манжеты толстовки на кисти рук и соединяя их в плотную муфту. Потом прижала руки к груди.

Было забавно представить Руби – студентку отделения истории искусств – на биологии. Но так обстояли дела в Хоторне, колледже гуманитарных наук. Нам всем нужно было посещать самые разнообразные занятия.

Руби продолжила:

– Прошлым вечером мы задержались в лабе допоздна и в конце концов просто начали болтать о чем попало. Я сказала ему, как нервничаю перед футбольными матчами, когда все смотрят на меня, и все такое, и он сказал, что чувствует себя так же. Вот только у него случаются панические атаки. Сказал, что такое с ним бывает еще со средней школы.

– А он знает, почему так? – спросила я. Макс был молчаливым, но вот дерганым он мне никогда не казался. Я думала, что мы ему просто не нравимся. Но, опять же, мы с ним мало общались и никогда не разговаривали один на один.

– Я не хотела давить, – сказала Руби. – Но похоже, что-то случилось или поменялось, когда он был ребенком, потому что Макс сказал, что это было так, словно переключатель какой-то щелкнул. До того он был в порядке, был счастливым, а на следующий день – уже нет.

Я знала о таких переключателях. Несмотря на холод, царящий вокруг, я ощутила в горле горячий сырой воздух.

– Хреново, – произнесла я.

– Да, похоже, это ужасно, – согласилась Руби. – Помнишь, как мы недавно были на вечеринке с мужской футбольной командой?

Я помнила. Некоторые из них пытались приударить за мной, но безуспешно. Я не могла воспринимать их всерьез, таких вот пьяных и неуклюжих, с разъезжающимися в разные стороны глазами – именно в таком состоянии они пробовали подкатить ко мне. Пахнущая потными, разгоряченными телами вечеринка, пол под ногами мокрый от пролитого пива…

– Да, – сказала я.

– Ты помнишь, как Макс типа как исчез оттуда? – продолжила Руби. Я помнила и это тоже. Когда мы все собрались уходить, то не смогли найти его. Джон пожал плечами, предположив, что Макс пошел домой. «Наверное, ему стало скучно. Только скучным людям бывает скучно, верно, М?» – и он ткнул меня в плечо, словно мы были близкими друзьями.

Руби продолжила: