Это ты во всем виновата! - Пол Рудник

— Почему ты постоянно сидишь в телефоне? — спросила я. — Что такого страшного произойдет, если ты отложишь его на минутку?

— Тогда мне придется признать, что я сижу в одной машине с тобой!

— Что в этом плохого? Почему бы нам не поговорить? Я бы могла помочь тебе преодолеть твои глубокие эмоциональные и духовные проблемы.

— Мои проблемы? Мои ПРОБЛЕМЫ? Ты — моя проблема! Да даже будь у меня проблема, что бы ты могла о ней знать? Как обычно проходит твой день? Ты наверняка просыпаешься спозаранку, идешь доить корову, козу или соседского садового гнома, затем молишься пять часов кряду, а в оставшееся время занимаешься домашним обучением: например, не знаю, взбиваешь масло, делаешь свечи из воска или вяжешь крючком шарф из собственных подмышечных волос!

— Ты такая невежа! Если у меня домашнее обучение, это вовсе не значит, что я недоразвита. Родители заботятся, чтобы мы были в курсе последних научных открытий, политических и общественных событий. У меня по крайней мере есть хоть какое-то образование.

— Это не образование! А кружок рукоделия!

— Что ж, в следующем году я поеду в колледж!

Хеллер ненадолго замолкла. Она никогда не любила школу, но колледж был ее больным местом.

— И куда же ты подала документы? В Средиземье? Хогвартс? Школу послушания?

У меня возникло желание рассказать Хеллер правду: что я подала заявки в двенадцать колледжей, потому что сомневалась, пройду ли хоть куда-нибудь. Я набрала хорошие баллы на выпускных экзаменах, написала эссе о плюсах домашнего обучения и пения с семьей, сообщила обо всей своей волонтерской работе в Парсиппани, но что, если этого мало? Конкурс действительно высокий, к тому же я волновалась, что моя заявка потеряется или ее взломают хакеры. Воображение рисовало картинку, как документы появляются на экране компьютера приемной комиссии, исписанные непристойностями или с приложенными фотографиями, на которых я сижу в туалете.

— Я отправила документы в… несколько колледжей, — ответила я Хеллер. — И пока еще жду ответа. По крайней мере, я не напиваюсь и не принимаю наркотики каждую ночь в каком-нибудь паршивом ночном клубе. Как ты вообще выносишь такие места? С этим их, соблазнами и отвратительными, аморальными тусовщиками?

— А мне нравится! Тебе же нравится домашнее обучение! Я хожу по клубам, наверное, со времен «Анны Бананы».

— Ты ходишь по клубам с ТРИНАДЦАТИ лет? И тебя пускают?

Жизнь Хеллер проходила бесцельно. С того дня как она покинула Парсиппани, я пыталась представить ее судьбу, но мне это не удавалось. Я воображала, как она просыпается в полдень, когда служанка приносит ей на серебряном подносе стакан апельсинового сока или, скорее, косяк, а затем кузина чешет спину распятием, на этом моя фантазия заканчивалась.

— Здесь, в клубах Лос-Анджелеса, пускают кого угодно, — ответила Хеллер. — Дадут зеленый свет даже новорожденному младенцу, если тот в деле.

— И у него есть менеджер, — добавил Уайатт.

Хеллер откинулась на спинку кожаного сиденья и прикрыла глаза. Она одновременно выглядела и очень молодо, будто ей все еще тринадцать, и казалась древней старухой, будто тринадцатилетняя девушка попала под действие заклинания или даже проклятия и теперь обречена на вечную молодость. Кузина выглядела уставшей, словно последние четыре года только и делала, что писала эссе для колледжей.

— Мне нравилось тусоваться. Может, потому, что я пахала как лошадь — по восемнадцать часов в день, даже в выходные. Не пойми меня неправильно, я делала то, что всегда хотела, и наслаждалась каждой секундой, но все же была ребенком и боялась, что, если не буду усердно работать, моя карьера может закончиться. Так что, даже когда у меня выдавалось немного свободного времени, я сидела дома, нервничала, тряслась и учила свою роль. Я начала ходить в клубы, чтобы выпустить пар и очистить голову. Тебе, наверное, это покажется нелепым, но я ходила в подобные места, чтобы расслабиться.