Лицензия на убийство - Алита Серебрянская

Бойцы, которых я оттолкнул, уже отстреливались из Калаша по надвигающимся на нас врагам, а я в метре от себя увидел еще одного рядового.

– Салага, держись, – подорвался к нему, судорожно бегая взглядом по его телу.

По остаткам тела.

Я не впервой видел смерть, но это было слишком…

Он захлебывался черной кровью, потому что…

… потому что взрыв гранаты полностью оторвал ему нижнюю часть тела.

– Все будет хорошо, скоро наши придут...

Бросив автомат рядом с парнем, приподнял его голову за затылок, что бы он окончательно не захлебнулся кровью.

– Меня дома… де…вушка ждет. Катька… – хрипел он, а я пытался удержать рвотные позывы, так как не смотреть на кишки, которые вываливались из его брюшной полости, было невозможно.

– Дождется тебя Катька. Подлатают, и будешь как новенький, – врал я, отряхивая его от песка, который сыпался на нас.

Его не спасет ничего.

– В гробу… приеду... цинковом.

Дерьмо! Парень был совсем еще молод, и я знал, что это его последние минуты жизни. Он был один из немногих, кто со срочной службы вызвался добровольцем.

Дурак.

– Тоха… – позвал он. По званию я был старше, но в такой момент даже не думал ему об этом напоминать. – Спой «Осень»… – он отхаркнул черную кровь, – недавно на… вы…пускном в школе слушал ее.

Боже! В школе…

Совсем еще ребенок.

Я запел.

Что такое осень – это небо,

Плачущее небо под ногами…

И заплакал».

Глава 2

Резко распахнул глаза, сдергивая черную повязку с глаз.

Уснул.

Уснул в этой чертовой позе, вися вниз головой на турнике.

Легко подтянулся вверх, соскакивая на ноги, чуть пошатнувшись от того, что кровь прилила к голове. Почти четыре года прошло с того момента, как у меня закончился контракт, а сны о войне до сих пор не отпускали меня.

Мотнул головой, отгоняя звезды перед глазами, глянул на часы, которые показывали десятый час вечера. Руки немного тряслись, а в груди после тревожного сна сердце стучало через раз, но я уже знал, куда поеду прямо сейчас.

Я всегда ехал к ней, если меня что-то тревожило.

– Привет, Криси, – присев на корточки, в темноте разглядывал до боли знакомые очертания.

Четвертый год регулярно приезжаю сюда, чаще всего поздно вечером или вообще по ночам, благо сторож спокойно пускает. А чертовых фонарей здесь как не было, так и нет. Наверное, так даже лучше.

Гробовая тишина резала по сознанию, темень нагнетала, и я хоть и знал дорогу наизусть, все же в зимний период ориентироваться было легче, так как мартовский снег еще не сошел, и хоть немного освещал территорию.

– Не называй меня так. Ты же знаешь, меня это бесит. Привет, Тони.

Я хмыкнул и уселся на невысокую железную изгородь рядом с ней.

– Не заливай, я знаю, что ты без ума, когда я тебя так называю, – засмеялся я.

– Не помню, говорила ли я тебе, но ты до ужаса вредный…

Я знал, что она это скажет. Я так хорошо ее знал, что мог просчитать ее любое дальнейшее слово.

– О-о-о… поверь, говорила. Раз так… – призадумался я, – миллион.

– Ты безнадежен. А еще выглядишь паршиво. Опять мучали кошмары?

– Нет, – отмахнулся я, хотя спорить с ней было бессмысленно. Уж она точно знала правду.

– Не ври мне. Мы оба знаем, что ты приезжаешь ко мне, когда тебе особенно плохо.

Что и требовалось доказать. Она права.

– А приезжаешь ты ко мне очень часто, из чего можно сделать неутешительные выводы.

На мгновение я прикрыл глаза.

И снова была права. Я регулярно ее навещал и не мог ничего поделать с этим. Общения с ней мне катастрофически всегда было мало.

Я не знал, что ответить на это. За последние четыре года моя жизнь превратилась в сущий мрак, словно меня определили в ад, где даже жаркое пламя огня не освещало ничего вокруг.

Даже в этом месте было света и надежды больше, чем в моей гребанной жизни.