Лицензия на убийство - Алита Серебрянская

Я рада, что люди стараются мне помочь, но идиотский стереотип о том, что слепые –абсолютно беспомощны – слишком утомлял. Сейчас в мире было более тридцати девяти миллионов слепых или мало видящих людей, но зрячее общество до сих пор считало, что мы абсолютно не приспособлены к самостоятельной жизни.

Глупости. Как и то, что не принято задавать вопросы слепому человеку о его инвалидности. Эта неловкость, с которой обращается к тебе кто-то, раздражает, а жалость в голосе просто убивает. Открою секрет, большая часть рожденных слепыми или тех, кто потерял зрение после, уже давно смирились со своим недугом и не воспринимают слепоту как ограничивающий фактор. Нам не всегда нужна помощь кого-то. Мы отлично осознаем то, что происходит вокруг, и вполне способны справляться с повседневными ситуациями самостоятельно. Особенно с такими, как переход дороги под звуковой светофор.

Семьсот семьдесят четыре…

До зеленого сорок семь секунд.

А еще печалит тот факт, что многие полагали, что мы не активны социально и сидим дома безвылазно, выбираясь на улицу только для того, чтобы затариться продуктами на ближайшее столетие. Неправда. Как и то, что некоторые считали, что нам для образования хватит математики начальных классов и классических правил русского языка. «Зачем тебе химия или физика, ты же слепая!». Серьезно?

А саморазвитие? Да если бы окружающие знали, до чего я довела свои навыки, они бы ни за что не поверили!

Неверность суждений общества можно обсуждать часами, только это ничего не изменит.

Я кивнула мужчине, подтверждая тот факт, что справлюсь сама, и он отстал. В следующую секунду подул легкий сентябрьский ветерок, развивая мои распущенные волосы по воздуху и принося тысячи разных запахов и звуков. Я прикрыла глаза, а потом на секунду замерла, так как отчетливо учуяла нечто особенное.

Сладкое. Но не приторное.

Отдающий приятными нотками парфюм, смешанный с запахом хлеба, табака, мускуса и цитруса. И эта дикая смесь была омрачена запахом… отчаяния.

Да. Я могла легко сказать, каким чувством пахнет тот или иной человек – радость, ненависть, злоба, глупость, окрыленность, влюбленность, потеря или боль.

А летом познакомилась с еще одним…с отчаянием. И этот мужчина пах именно им.

Со своей памятью я прекрасно запоминала голоса, ощущения, вкусы, расстояния и запахи, а уж этот я не забуду даже под пытками. Я глубоко вдохнула воздух, что бы среди остальных отыскать именно его, но ветер подул в другую сторону, и на осязание потоком обрушились другие запахи – кирпича, машинного масла, булочек, пива и асфальта. Вдохнула еще раз и поняла, что упустила его. Интуитивно повернула голову чуть назад, предполагая, что источник находился именно там.

Четыре, три, два, один. Светофор заскрипел привычным звуком, и, отбросив в сторону ненужные мысли, я двинулась вперед.

Восемьсот четыре, восемьсот пять, восемьсот шесть…

Сто двадцать восемь шагов прямо, потом поворот налево на семнадцать градусов. Еще восемьдесят четыре шага, затем поворот направо на тридцать восемь градусов… и так дальше.

Подсчитывать секунды, чтобы не потеряться во времени, и параллельно шаги, чтобы не потеряться на территории, давно для меня было не проблемой. Я с каждым днем все больше развивала свои способности… о чем впервые успела пожалеть несколько месяцев назад.

Девятьсот девяносто восемь, девятьсот девяносто девять. Тысяча секунд – это шестнадцать целых минут и сорок секунд. И можно начинать заново.

Один, два, три…

Почти еще пятнадцать минут беспрерывного пути, и я свернула последний раз, оказавшись в нужном дворе. Сразу услышала шаги проходившего в нескольких метров мужчины из соседнего дома, по стандарту выгуливавшего своего корги . Скрип качелей метров в десяти мог навевать мысли, что там дети, но это было мало вероятным – в двенадцать-то ночи. Подростки.

Восемьсот сорок, восемьсот сорок один…