Неверная - Айаан Али (2012)

Я думала, что, возможно, смогу пойти после учебы в докторантуру, а потом, может быть, и преподавать.

Весной 2000 года моему отцу, к тому времени уже почти полностью слепому от катаракты, удалось получить визу в Германию, чтобы сделать операцию на глаза, которую я с радостью помогла ему оплатить. Я навестила его в Дюссельдорфе, проехав весь путь на своем «Пежо 206» вместе с Мирьям. Марко и Эллен присоединились к нам днем позже.

Марко не очень хотелось встречаться с моим отцом, поэтому мы решили, что он и Эллен будут изображать пару, ведь я и сама не была готова обсуждать с отцом тот факт, что живу в грехе. Не сейчас.

Абех обнял меня. Он выглядел гораздо старше, но пахло от него точно так же, как в детстве. Это было довольно приятным поводом обняться еще раз. Сначала мы говорили на какие-то повседневные темы: о моей учебе, о политике. Но все, о чем хотел говорить мой отец, – это Сомали. Великое государство Сомали, которым оно должно было стать в один прекрасный день. Он рассказал мне, что хотел бы видеть у руля исламское правительство, которое управляло бы страной по законам Аллаха. Любая политическая система, разработанная и созданная людьми, по его мнению, была обречена на провал.

Я заняла противоположную позицию. Говорила очень резко, чем сама себя удивила. Закон Божий не может быть справедливым для всех тех, кто не является мусульманином. Да даже в рамках самого ислама не все люди думают одинаково. Так кто же будет создавать закон?

– Власть священнослужителей всегда тоталитарна. И это означает, что человек не будет иметь выбора. А все люди отличаются друг от друга, они все разные, и мы должны отмечать и учитывать это, вместо того чтобы пытаться всех уравнять, – говорила я.

На что отец ответил, что мы должны изо всех сил стараться, чтобы обратить каждого в исламскую веру. Он разочаровал меня этой простодушной логикой и удручающим отсутствием реализма.

Отец решил договориться насчет моего развода. Я не чувствовала ни малейших уз брака; Осман Мусса был для меня лишь смутным воспоминанием. Но моему отцу это было необходимо. Он сказал, что не будет заставлять меня выходить замуж против моей воли, что я сама могу выбрать себе мужа. Мне кажется, ему просто хотелось думать о себе как о человеке, который предоставляет свободу. Все же где-то в глубине его души был похоронен демократ.

Абех сказал, что ему грустно видеть произошедшие во мне перемены. По его мнению, я стала слишком мирской, а духовного во мне почти не осталось.

– Я не буду просить тебя носить платок на голове, но, пожалуйста, отрасти волосы, – попросил он меня, и я согласилась.

Когда он спросил, продолжаю ли я молиться, то я ответила, что конечно. И в какой-то мере это было еще правдой. Я была полна антиисламских идей, но вместе с тем я все еще продолжала думать о себе как о верующей.

Когда в сентябре 2000 года я окончила Лейден, мне было уже почти тридцать лет. Получение степени магистра заняло у меня еще один дополнительный год, но я сделала это. Я говорила себе, что могу гордиться собой. У меня была хорошая квалификация, трудные, но близкие отношения и крепкая дружба. Я сама зарабатывала себе на жизнь.

Было приятно и необычно после стольких лет стать выпускником. Я попыталась получить визу для отца, чтобы он смог присутствовать на церемонии, но запрос отклонили. Я позвонила матери, чтобы порадовать ее, но она только некстати заметила, как странно, что из всех ее детей степень получаю именно я. Наверное, она имела в виду, что ничего плохого в этом нет. Но в ее глазах я по-прежнему оставалась самой глупой из нас троих.