Переход к современному миру не бывает простым. Было трудно моей бабушке, и всем остальным моим родственникам из miye тоже было непросто. Даже для меня это оказалось сложной задачей. Я перешла из мира веры в мир здравого смысла, из мира женского обрезания и насильственных браков – в мир сексуальной эмансипации. Проделав этот нелегкий путь, я точно знаю, что один из этих миров лучше другого, причем не в силу поражающих воображение высокотехнологичных новинок, а благодаря заложенным в его фундамент ценностям.

Главная идея данной книги – если уж столь необходимо найти для нее какую-либо идею – заключается в том, что Запад поступает неправильно, беспричинно продлевая болезненный переходный период и оказывая поддержку культурам, где по отношению к женщинам проявляются ненависть и слепой фанатизм. Причем данный образ жизни называется альтернативным.

Меня обвиняют в том, что я поддалась чувству расовой неполноценности, вынуждающему совершать нападки на собственную культуру, так как я сожалею о том, что не родилась белой. Это уже порядком надоевший спор. Пожалуйста, скажите мне, неужели свобода является прерогативой исключительно белой расы? Неужели самолюбие способно заставить человека перенимать традиционные воззрения своих предков и уродовать своих дочерей? Соглашаться с унижениями и бессилием? Наблюдать со стороны за тем, как мои соотечественники издеваются над женщинами и убивают друг друга в бессмысленных схватках? Когда я впервые оказалась в окружении новой культуры и убедилась в том, что человеческие отношения могут развиваться по совершенно другому сценарию, неужели мне нужно было вооружиться самолюбием и взирать на открывшуюся мне иную реальность как на чужой культ, который правоверной мусульманке запрещается исповедовать?

Жизнь в Европе лучше жизни в мусульманском мире в силу того, что отношения между людьми другие, причем одной из причин этого является умение европейцев ценить жизнь здесь и сейчас, а также умение и желание пользоваться правами и свободами, которые признаются и охраняются государством. Подчиниться и беспрекословно позволить унижать себя, как велит Аллах, – это заставило бы меня возненавидеть себя.

Решение написать эту книгу было нелегким. Зачем выставлять столь личные воспоминания на суд всего мира? Я не хочу, чтобы мои доводы считались священными и неприкосновенными в силу тех ужасов, которые мне пришлось пережить; по сути дела, я их и не переживала. В действительности же я знаю, что родилась под счастливой звездой. Сколько еще девочек, родившихся в Дигфееровской больнице Могадишо в ноябре 1969 года, живы? А сколько из них имеют право голоса?

Я также не хочу, чтобы мои аргументы воспринимались как странноватые тирады человека, чья психика повреждена в результате травм и который просто не может найти иного выхода своей агрессии. Люди часто намекают, что мой гнев вызван тем, что мне пришлось пережить женскую кастрацию, или же тем, что я была выдана замуж насильно. Они также никогда не забывают подчеркнуть тот факт, что подобное редко встречается в современном мусульманском мире. Тем не менее сотни миллионов женщин по всему миру связаны насильственными браками, и шесть тысяч девочек подвергаются женскому обрезанию каждый день. Мое собственное обрезание ни в коей мере не повредило мой мозг; поэтому мне хотелось бы, чтобы мою книгу судили на основании того, насколько истинны и правомерны мои аргументы, а не исходя из того, что написана она жертвой преступлений.

Основное беспокойство у меня вызывает угнетенное положение женщины, диктуемое исламом. Именно это положение является причиной отставания от Запада как мусульманских женщин, так и мусульманских мужчин. Если бы данная ситуация изменилась, жизнь стала бы лучше для всех, и для мусульман – в первую очередь.