Держи меня крепче - Рида Сукре (2021)

— Как, — передёрнула я. — И не как. И не крыса. Понял?

— Понял. Ты не крыса. И не как крыса. Но живучая, зараза.

— Прекрати меня оскорблять, — всполошилось моё достоинство.

— Поверь, детка, я ещё не начинал…

И что он зарядил: детка, малышка, киса, мася? Что вообще за слово такое «мася»? Блин, если спрошу, опять ржать надо мной будет. Но его словарный запас меня совсем не впечатлил.

— И не стоит. Дальше.

— Короче, он, чёртов Робин Гуд, решил поиграть в супергероя и потащил тебя в больницу.

— А позвонить и вызвать «скорую» нельзя было?

— Я же телефон посеял, думал всё, потерял, оказалось, что он вчера ночью из кармана выскочил и на полу комнаты остался. Если б С… — на лицо набежали тучи и он отвёл грозный взгляд в пустоту. Наверное, снова хотел сказать нехорошее слово, но сдержался. — Если б не позвонили, так и не нашёл бы.

Что за детские отмазки. У Васи же телефона не было с собой. И в самом отеле телефон отключили, скажем, за неуплату. Или им детишки кабель отрезали. А у толпы, собравшейся вокруг, наверное, ни у кого денег на счету не оказалось, а то камера работает, а позвонить никак. Се ля ви.

— Я рада, что твой мобильный нашёлся, и ты не обвиняешь более меня, что я его украла, спрятав в своей сумочке. Ясно-понятно, но вернёмся к разговору. Меня Вася на руках понёс, да? — я улыбнулась, выудив из истории приятный момент.

— Нет, @Нецензурная речь@, на плечо закинул, как мешок картошки, — огрызнулся Шер, — и потащил.

Я нахмурилась, Шерхан подошёл к окну и уселся на высокий подоконник. Достаточно интересная у него комната. Про такие принято говорить «своеобразная». Это когда хорошего сказать нечего, а плохое — язык не поворачивается, жаль обидеть. Мне Шера не жаль, но у меня что-то типа врождённых английских манер. Не чопорность и сухость, а этикет.

Вещи раскиданы, где только возможно — на полу; на чёрном кожаном диванчике; на люстре, совершенно не вписывающейся в данную обстановку в виду своей античности, зато на её острые концы очень удобно вешать футболки в прыжке; на огромной «плазме», стоящей напротив дивана; на мониторе и системном блоке компьютера, запрятанных в угол на полу, и на рядом поставленной в несколько стопок подборке дисков и пластинок; а также на широкой кровати, слишком большой для него одного, а кто сказал, что он проводит ночи в одиночестве, мачо, блин. Даже перед тем как сесть на подоконник, он смахнул оттуда груду шмотья. Ужасный неряха.

Заметив мой оценивающий взгляд, он поинтересовался:

— Ну как тебе моя берлога?

— Мило…

Он хмыкнул, не поверив моему «восторгу» (не умею я врать), и сложил руки на груди, мол, комментариев не потерплю. А я не продолжала. Меня сейчас интересует другое.

— Что дальше? Вы дошли до больницы?

— Что значит «вы»? Думаешь, я пошёл?

Вот же гад! Я умирала по его вине, а он даже не позаботился обо мне.

— Ты не пошёл?

— Я, по-твоему, что только что сказал? Ты слушаешь вообще? Сколько можно переспрашивать?..

— Просто удивлена, — очень тихо пробормотала я.

Не знаю, услышал ли он меня, но переспрашивать не стал, выдержав паузу, он продолжил:

— То есть я идти не хотел… но Васян меня уломал, — вот Василий — настоящий герой, не то, что этот шизанутый дебилоид, ещё и в окно уставился, как будто не со мной говорит. — Короче, мы пришли в больницу, тебя перевязали, обнаружив лёгкое сотрясение, и отправили домой. Потом ты проснулась, истерила, теперь я всё рассказал. Точка.

— Подожди-подожди, а как же наркоз?

— Какой наркоз? — включил непонятки муж.

— Эй, не надо меня держать за дурочку…

— Я тебя не держу. Вот, — он показал мне свои руки, — видишь? Никого не держу.

Клоун.

— Рассказывай, — я напустила в голос серьёзности, насколько была способна, сомневаюсь, что у меня хоть на сотую долю вышло, как надо.

Шер развёл руками.