На середине пути водитель устроил перевал, чтобы пассажиры смогли подышать свежим воздухом. Мне тоже очень хотелось этого, но я знала, что если встану, то место точно займут, и придётся мне ехать дальше стоя. Впрочем, так посчитали все сидящие пассажиры. Так что по прибытию в родной город я чувствовала себя протухшим куском мяса, который не может сдвинуться с места — настолько тело затекло.

Выгрузившись из транспорта, я подняла голову к небу, прикрыв глаза и наслаждаясь воздухом, спёртым, разгорячённым, без единого намёка на ветерок. Но мне и этого было достаточно. Из этого эйфорического состояния меня извлёк брат, который подбежал ко мне, поднял на руки и закружил.

— О! Ты приехала! А я думал, что не дождусь.

— И я так думала, — мрачно заявила я.

Брат лишь рассмеялся моему выражению лица, которое выражало всё моё отношение к транспортным средствам передвижения.

— Поехали домой, тебя ждёт сюрприз, — потащил меня к отцовской машине брат.

Сюрприз? О, я ненавижу сюрпризы. Особенно те, о которых заявляют с такой проникновенной интонацией.

— Ну что ты мордочки строишь? Жизнь прекрасна!

— Я поверю, если прямо сейчас разразится гром, и мы промокнем до нитки, — прозвучало моё категоричное заявление.

Это я таким образом хотела донести до Егора, что последняя фраза звучит весьма сомнительно. Но откуда мне было знать, божье провидение какое-то, что как раз в три часа дня площадка автобусной станции обливается из пожарного гидранта. Ушлый дядька забрался на крышу станции и, изобразив на своём широком лице улыбку от уха до уха, вместо вверенного ему асфальта, стал прицельно метить в находящихся внизу людей. Первыми под прицелом оказались я и Егорка. Это было неожиданно, но так освежало, что я стала кружиться под сильной струёй водного потока. До меня донеслись слова брата:

— …ведь прекрасна!

— Прекрасна! — вторила ему я, продолжая кружиться. — Поразительно прекрасна!

Я стянула с волос резинку и чувствовала себя заново рождённой. Усталость как рукой сняло. Закончив метить в меня, дядечка, ища новую цель для обстрела, случайно задел ту самую «милую» старушку, опасавшуюся простыть в сорокоградусную жару, которая до этого бодро семенила в сторону здания автобусной станции и ворчала, поглядывая на меня с братом, костеря балаган, который мы развели. Метить в неё специально никому адекватному бы и в голову не пришло, что представляет из себя полумиллионный народ «старушки» любому известно. Мне заранее стало искренне жаль обливателя.

— Да как ты посмел! — гневно завопила бабуля-одуванчик, на поверку всё же оказавшейся обычной зловредной кикиморой. — Глаза разуй, убогий! А ну, быстро спустился, я тебе руки буду отрывать!

— Бабуль, да я ж случайно! — начал оправдываться дяденька.

— Случайно?! У тебя, недоумок, все конечности не оттуда растут! Я старая, немощная, болезненная женщина, еле передвигаюсь, разогнуться не могу, а он случайно меня обливает? — разошлась старушка.

— Что же вы обзываетесь, а сами уже в почтенном возрасте! — покачал головой «снайпер».

— Вот именно — я в почтенном возрасте! А где уважение к ветеранам? Нет у вас, молодёжи, ни капли уважения ни к другим, ни к себе. Вот ты, — старушка кивнула в мою сторону, — ведёшь себя как девка гулящая. Где это видано, чтобы орать в публичном месте и в подобном виде разгуливать?

Я недоуменно стояла, медленно моргала, не зная, что ответить почтенному раритету. Нагрубить старшему я бы никогда не посмела. Если только в мыслях. Но, как говорится, не пойман — не вор. Егор тоже грубить бабуле не собирался, ему пришло в голову разрулить ситуацию мирно:

— Ну что вы такое говорите? Она очень порядочная девушка.

— Порядочная? — хмыкнула в ответ бабуля. — Знаю я таких… порядочных. Сам, небось, тоже считаешь себя безгрешным? А что же милуешься с ней у всего честного народа на виду?