Держи меня крепче - Рида Сукре (2021)

Каким таким чудесным образом папа позволил случиться тому, что после шикарного ремонта один из наших балконов всё же превратился в свалку? До глупого просто. Он не учёл зажиточность своего братца, дяди Макса, которому было жаль выкинуть хоть что-то из этого, даже не своё — чужое, он любое барахло продолжал настойчиво складировать на балконе и не разрешал выкидывать на мусорку. Даже когда я вклинилась со своими супер-идеями, а именно: отдать вещи в детский приют, ведь на нашей «квартирной свалке» хранилось очень много детских вещичек, которые уже вышли из моды (хотя существует ли понятие «детская мода», если детям идёт всё?) и истрепались, так что Сеня «такое» носить категорически отказывался; мне дали отворот поворот. Моё предложение казалось мне идеальным, и вся семья разделяла это мнение, вся, кроме дяди:

— Припадочные родственники! Это память! — вещал он, вставая грудью на защиту барахлишка. Он тряс объёмной шевелюрой и подвернувшимся под руку ползунком, застревая Брестской крепостью в дверном проёме, ведущем к «домашней свалке». Брестской, потому что мы (его противники aka «припадочные родственники») не теряли надежды, что она падёт, то есть он сдастся.

Надежда умирает последней, но мы не унывали и вступали в семейные баталии, стоически терпя поражения:

— Ты ещё первый обкаканный подгузник сохранил бы, — восклицал папа.

— И сохранил бы, но в те времена у нас не было ни подгузников, ни достаточных средств, как тебе известно, мой обделённый чувством заботы о ближних непутёвый младший брат!

— Кто ещё тут обделённый, ты — барахольщик!

— Не барахольщик, а коллекционер…

— Жлоб! — только и искала повода для оскорблений Соня.

— Дочь! Немедленно возьми свои слова назад, — вопил Максим, злясь, размахивая кулаками и топая.

— И жмот! — поддерживал племяшку мой папа. — Жадный и беспринципный.

— Бедные дети ждут одёжек… — тихо пищала я, но меня, по обыкновению, никто не слышал, только Егор, который брал на себя честь озвучить мои мысли:

— Макс! Сделай доброе дело и тебе воздастся. Пожертвуй сиротам. Они тебе «спасибо» скажут.

— Что их «спасибо»? Я и так жертвую… деньги. И мне никто из них не сказал «спасибо». А ведь сколько они смогли на эти деньги купить одежды… Вагоны, — его руки жестикуляцией изображали размеры вагонов, как рыбаки хвастаются своим уловом. — Да что там вагоны… Поезда одежды! А ты советуешь мне отдать им этот хилый балкончик нашего добра?

— Да! Да! Да! — не выдерживал папа. — Он тебе советует! Я тебе советую! Они тебе советуют! — он попеременно тыкал во всех нас, а дядя лишь морщился и хмурился.

В другом конце комнаты морщился Стас, дублируя мимику отца, хотя глаза его при восклицании моего папы «да!» разве что не мигали, выражая «+1» или даже «+стопицот». В отличие от своего отца, мой братишка имел персональное мнение, что всё надо вышвырнуть, хотя в целом ему было барабану, храниться что-то на балконе или нет. Но семейство имело привычку действовать скопом, так что отсидеться в своей комнате у него не получилось, а теперь он, стараясь поскорее отвязаться от этого, мысленно готовил речь, что даже в «Готике», в которую он сейчас рубится, действует принцип «бросить старое при нахождении нового»:

— Пап, правда! Как только ты находишь новый инвентарь: снаряжение, аксессуары, броню, оружие, — гуманист-Макс вздрагивал, — ты оставляешь первоначальный, старый, в прошлом, потому что он уже не катит для продолжения квеста…

— Чего? — хмурился Максим ещё сильнее и приседал в проходе, позволяя пребывающему в самой гуще событий самозваному репортёру, корреспонденту собственного назначения, который до этого бегал между нами и тыкал камерой в лицо говорившего, проскочить на балкон и заснять эксклюзивчик. Дело в том, что на этот балкон прорваться вообще нереально — обычно на двери висел амбарный замок сложной модификации, ключ от которого дядя таскал на шее.