Держи меня крепче - Рида Сукре (2021)

Илья и в ситуации не был, и не любил, но он очень хорошо видел, как начал вести себя Шер, который уже давно надел на себя маску холодного безразличия и ледяного презрения ко всем. После той судьбоносной автокатастрофы, когда родители Оливера отправились на небеса, оба брата изменились, но дружбу сохранили, а сейчас их дружбе наступал медленный, но верный конец, которые Шер оттягивал, даже готов был поступиться своими чувствами ради брата, как считал Разумовский.

— Дурак, звони ей и просто поговори, — благодушно сказал ему Илья и сел в машину.

Через некоторое время и Шер занял своё место, он прислушался к другу и пытался связаться со своей малышкой, но не получалось, так что он связывался с другими людьми, которые по идее должны были помочь, а вот позвонить родным фанкиманам, ни он, ни Илюха как-то не догадывались. Так и получилось, что на счету Шера закончились все сбережения, пришлось звонить с номера Ильи и посылать со своего запросы на перезвон, который в конце концов осуществился, а благодаря ему Артём, вырулив на парковку, сейчас сидел на водительском кресле, и держал на коленях свою фею, а Илья лежал под задним сидением, прислушиваясь к их романтичному трёпу, накрытый вымокшей толстовкой в насквозь мокрых одеждах и изо всех сил старался не пыхтеть, не чесаться и не чихать.

54

Зачем мне тебе врать, мой пустоголовый муженёк? Ты просишь сказать, что нас связывает с Оливером просто дружба, это правда. Что же нас связывает с тобой, кроме штампа в паспорте?

Его горячие пальцы коснулись моих холодных губ — обжигающий коктейль:

— Не молчи, малышка…

Может нас с Артёмкой связывает страсть? В этот момент будто так и было.

— Ничего… Нас ничего не связывает с Олли.

Мои слова послужили катализатором к тому, что он придвинул с бешеной скоростью свои пылающие губы к моим, а я в самый последний момент сумела вставить руку, потому что меня тоже огрел по макушке один «замечательный» вопрос. Я заёрзала на его коленках.

— Что-то не так, детка? — недовольно спросил Артём.

— Мне тоже надо кое-что узнать, — я отвела глаза, скинула его руку со своего сердца, так как она почему-то уже ползла выше, игнорируя всякую добропорядочность, и дождавшись его положительного ответа, я вновь устремила свой взор на него: — Та девушка, с которой мы пересеклись на вечере у мэра. Она ведь много для тебя значит, — Шер не менялся в лице, просто внимательно слушал, — скажи, ты её… любишь?

Я зажмурилась, сказав это слово. Почему-то в его присутствии оно звучало нереально интимно и даже сексуально, но как всегда это бывает, было одно великое «но»: звучало оно не в отношении меня.

Не знаю, чего я пыталась добиться, зажмурившись, может лучше следовало заткнуть уши, чтобы не слышать его ответа, от которого моё сердце просто на просто разбилось со звоном стекла из серванта, которое было неудачно задето пробегавшим мимо ребёнком:

— Да, люблю.

Это было… как ножом по сердцу, как если делать операцию без наркоза или варить в кипящем котле — больно и одновременно с этим неизбежно.

Надо было тоже попросить его соврать. Он бы сделал это, ведь сам просил меня о том же. Но я не солгала. И он не солгал.

— Ясно… — прошептал кто-то моим голосом, но точно не я. Кто-то внутри меня, потому что я уже смело причислила себя к числу мёртвых, но слезать с его колен не спешила — меня словно разбил радикулит или огорошил паралич, я не могла и шелохнуться. Лишь мои губы прошептали это безжизненное «ясно». Как глупо, какая же я дура.