Все дороги ведут к тебе... - Катерина Ли

— Твоя мамаша — моя жена. И значит, дом мой. И ты моя! А вот это что за… Кого ты притащила?…

Не выдерживаю, подхожу и загораживаю Софу спиной. Она сжимает пальчиками мои бока, утыкается лбом мне между лопаток.

— Что, хахаля себе нашла, да? И чем же я тебе не угодил? Слишком стар? Или рожей не вышел?

Софа молчит, сжалась за моей спиной, дрожит. Виктор пытается отодвинуть меня и добраться до девчонки, и у меня слетают тормоза. Я заламываю ему руку, опуская его на пол.

— Сученыш малолетний, да я тебя…

— Что здесь происходит? — слышу недовольный голос, и в комнату входит женщина. Не сказать, что красивая. И не сказать, что ухоженная. В мыслях пролетает, что Софа, наверно, на отца похожа… — Ты кто такой? — и переводит взгляд на Софию. Та стоит, ни жива, ни мертва. — Я тебе сказала не появляться здесь! Потаскуха… С Витей не получилась — нашла молокососа…

— Рот закройте, и слушайте внимательно… — сам удивляюсь, сколько во мне сейчас решимости. — София здесь не останется, не переживайте… Она возьмет вещи, и мы уедем. А если вы будете препятствовать, мы напишем заявление за домогательства!

— А ты вообще кто такой, чтобы распоряжаться в моем доме? — не успокаивается тетка.

— Этот дом так же Софии, как и Ваш. Но вместо того, чтобы оградить дочь от постоянных домогательств своего муженька, вы выгнали девочку из дома…

— Она сама виновата…

— Нет, это вы виноваты… Променяли родную дочь на член…

— Да что ты понимаешь в этой жизни, мальчик…

— Побольше вашего, — огрызаюсь, отпускаю мужика, который скулит у наших ног. Мать Софии гладит его по плечам, жалея. Кривлюсь от отвращения, глядя на эту картину. Больные ублюдки… — София соберет вещи, и мы уйдем. Советую не препятствовать…

— Сопляк, да я тебе… — Виктор дергается в мою сторону, но я с размаха бью его в живот… Мамаша кричит в ужасе.

— Витенька, господи… Да пусть уходят… Пусть, Витенька… — с горем пополам уводит его из комнаты. Я помогаю Софии сгрузить вещи в пакеты, подхватываю их в одну руку, Софу в другую, веду к выходу. На тумбочку возле двери София бросает связку ключей, и мы выходим из квартиры. Девчонка сникла, по щекам текут крупные слезы. Бедная… Мне так ее жаль в этот момент… Не понимаю, как может мать так относиться к единственной дочери… Мои родители всегда меня поддерживали, и любят друг друга столько лет… Да и вообще семья у нас дружная. А здесь…

Усаживаемся в машину.

— Спасибо, Тим, что поехал со мной. Я бы не решилась сама… Господи, как же стыдно…

— Это им должно быть стыдно, Соф, — беру ее ледяные пальчики в свою ладонь. Дрожит вся. Включаю обогрев и обнимаю Софию. Жду, пока немного успокоится.

Едем домой молча. Она думает о своем, слепо глядя в лобовое стекло. Я тоже думаю… Думаю, как такая добрая и скромная девочка терпела такую жизнь… И знаю одно, я не отпущу ее! Какая, к черту, комната в общежитии… Там ведь тоже дураков хватает…

Дома освобождаю в шкафу широкую полку для вещей Софии, и пока она раскладывает то, что второпях побросали в пакеты, я решаю разогреть обед и заварить травяной чай. Едим молча. Я то и дело смотрю на девчонку, но она не поднимает глаз. Как будто закрылась от меня, ушла в себя… Мне не нравится такое ее состояние, но я пока не знаю, как ей помочь. И тут она выдает:

— Мне надо работу найти…

— Хорошо, — киваю. — Могу помочь.

Кивает, на меня не смотрит, ковыряет вилкой рагу в своей тарелке.

— Как только найду, съеду в общагу…

— Соф, ну какая общага… Я ведь говорил уже…

— Так лучше будет, Тим… Я не могу… Я ведь и правда… Как потаскуха…

— Рот с мылом тебе вымою, София! Если еще раз услышу такие слова.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Всхлипывает. Передвигаю стул к ней ближе и обнимаю.

— Все наладится. Уже наладилось, Соф. Посмотри на меня… Ну… Посмотри.