Понарошку? - Ирина Воробей

Парень лег на спину, подложив обе руки под голову. Саша досадовала, что не может больше смотреть на эту его ямочку, которая манила. А потом задумалась над тем, что он говорил про отца. Не сразу поняла, что это как-то ненормально, ведь Золотов говорил таким тоном, будто ничего необычного в этом не видел.

– А подзатыльники-то за что? – спросила она, не придумав более деликатной версии.

– За то, что ревел как девчонка и тем более из-за девчонки, – он провел ладонью по лицу, словно стыд снимал. – Я в детстве слабаком был, часто плакал или смеялся. Успокаивался, только когда по башке получал.

– А что в этом плохого? – у Саши такое в голове не укладывалось. Ей родители в детстве, наоборот, говорили, что лучше выплакаться, если болит. А смех вообще никак не регулировался. – Он разве сам никогда не плакал и не смеялся?

Золотов повернул лицо к экрану и посмотрел с вопросом. Взгляд был спокойный, но задумчивый.

– Ну… да. Отец всегда был сдержан. Я не помню, чтобы он когда-нибудь смеялся… как Сафа, например, – парень от воспоминания сам выдавил смешок. – А глаза у него точно никогда не слезились.

Саша молча закивала. Его она видела смеющимся как Сафа, только когда он был под кайфом. Много про Золотова ей стало понятно, то, что раньше вызывало недоумение и даже бесило, потому что не укладывалось в ее картину мира. Тоскливое молчание усиливала заунывная песня Ланы Дель Рей на фоне.

– Отец бы не дал мне так просто сдаться, – сказал Золотов, когда трек закончился и начался другой, чуть более динамичный, но все равно с меланхолией. – Он бы тренера убедил продолжать. А я тряпка.

Парень накрыл ладонью глаза и медленно вздохнул. Сашу отвлек мамин резкий взрыв хохота. Внимание невольно перекинулось на дверь, а когда вернулось к экрану, Золотов поднялся на одной руке и загреб волосы назад пальцами.

– Тряпки чемпионами мира не становятся, – девушка перекинула локоны с одной стороны на другую и наклонилась к столику с ноутбуком, чтобы приблизиться к камере. – И почки сестрам не отдают.

– Давай без этого, – он резко взмахнул рукой и отвернулся. – Не надо меня утешать.

– Это не утешение, так ведь и есть, – Саша прижала колени к груди. – И вообще, почему ты так зациклился на плавании? Ты бы все равно до старости этим заниматься не смог. Рано или поздно пришлось бы найти что-то еще.

– А мне до старости и не надо.

Она бесилась про себя на его упрямство. По-настоящему злилась. На пафос, который он вечно нагнетал, и на трагизм, которым страдал.

– Лила права ведь, олимпийскими чемпионами единицы становятся, – девушка заставила себя смягчить тон. – Остальные же как-то без этого живут. У тебя все впереди. Становись спортивным репортером. Совместишь приятное с полезным.

– Я умею только плавать и побеждать. Больше мне делать нечего.

Он сидел к ней полубоком, сильно вывернув шею в сторону. Не хотел показывать лицо – прятал эмоции.

– А я вообще ничего не умею, – Саша обижалась на него по не понятной ей самой причине. И на природу немного. За то, что обделила ее талантами. – Даже в боулинг играть. И что мне не жить теперь?

Золотов показался, наконец, с едва различимой улыбкой. Девушка зацепилась за нее глазами и хмыкнула.

– Возможно, чтобы жить, глобальный смысл и не нужен. По конвенции все имеют право на существование, без оговорок. Мне вот нравится моя жизнь. Да, я всем надоедаю, ну и пусть. Я специально такую профессию выбрала.

Вздернув носиком, Саша собрала волосы в толстый хвост и закрутила его до кончиков, ничем не закалывая. Парень не удержался и посмеялся.