– Извини, ничего личного, просто принцип – с мудаками не здороваюсь.

Сафронов захохотал, откинувшись назад. Саша вытянулась в лице и начала судорожно заглатывать воздух. Следила за тем, как Паша медленно закипает. Треугольное лицо его исказилось в непонятной гримасе – примеси злобы и спеси, и много чего еще.

– Паш, не слушай, они не… трезвые, – выдавила пискляво девушка, взяв его за плечо.

Тот отдернул руку, морщась так, будто его мутило от ее прикосновений.

– Разумеется. Трезвый на тебя не позарится, – медовые глаза горчили, а широкая ухмылка сияла презрением.

Что-то в Саше хрустнуло. Болело адски. Она даже вздохнуть не могла смертельные несколько секунд.

– Я с нариками тоже не вожусь, – Паша почти плюнул им под ноги, круто развернулся и ушел.

– Паш, подожди… – Саша рванула за ним по инерции, непонятной ей природы, но ее остановила за талию твердая рука.

Золотов прижал девушку к себе и тяжело вздохнул. Она растягивалась вместе с его широкой грудью. Собственная, наоборот, сжималась. Там внутри уплотнялось что-то, массивное и горячее. В этом густом веществе пыталось биться сердце.

Паша отошел к своим коллегам – трем девушкам на шпильках в юбках-карандашах с блокнотами. Они обрадовались его появлению и сразу втянули в беседу. Хихикали громко, тянули восклицания. Стреляли глазками в Золотова и что-то нашептывали Паше хором. Тот нарочно не оборачивался и отмахивался неловко. Наконец, увел их в коридор за матовой дверью. Девушки ушли разочарованными.

– Ааагкх! – рявкнула Саша и двинулась вперед, пока сама не понимала, куда идет.

Толпа тоже покидала холл. Заполняла собой узкое пространство коридора медленным потоком.

– Да так ему и надо! – посмеивался Сафронов. – Ты чего, Саш?

Она резко развернулась и воткнула взгляд в Золотова, лицо морщилось от обиды.

– Что это было?

– Ответка за Альбу. Не благодари, – парень тоже остановился и положил руки в карман толстовки.

Сафронов встал между ними покачиваясь. Переводил разжиженный взгляд.

– Да за что тебя благодарить? Я тебя ни о чем не просила! Обзываться зачем было? – она развела руками.

Раздражение просто лилось по венам, такое ядовитое, неосознанное, которое никак не сбрасывалось. Золотов остался невозмутим и бровью не повел. Похолодел. До этого во всем теле ощущалась мягкость. И черты лица казались глаже. Вмиг все заострилось и затвердело.

– Я лишь правду сказал.

– Ты его даже не знаешь! – Сашин голос терял силу, зато набирал высоту. – А я его три года любила, между прочим!

– И что? – равнодушнее сказать было нельзя. – То, что ты его любила, не значит, что он не мудак.

– Он мне помочь хотел! Сам ко мне подошел! Впервые! – девушка схватилась за шею – там от спазма натянулись жилки. Ком рос внутри.

Сафронов скорчился, будто у самого болело, и сильно мотнул головой. Золотов на выдохе усмехнулся.

– Если он впервые за три года захотел тебе помочь, то он еще больший мудак, чем я думал.

– Да не так все!.. – она не знала куда деваться. Отвернулась в сторону. Рукой сжимала собственную глотку. Оттуда вырывались рыдания.

– Да именно, что так, Саш, – вступил Сафронов. – Ты все три года мне ныла. «Гена, он меня использует», «Гена, он меня опять обидел», «Гена, он мой наркотик, никакая трава не нужна». И бла-бла-бла.

– Я не так ныла, не привирай!

Саша топнула ножкой, не знала, чем еще себя защитить. Стояла перед ними как будто стеклянная – все нутро наружу. Парни переглянулись.

– Я бы этого урода в труху бы стер и выкурил через жопу, – поджал губы Сафронов.

Золотов коротко посмеялся и, наконец, расслабил позу. Провел пятерней по волосам. Стер усталость с лица. А Гена подошел к Саше и потормошил за плечи.

– У тебя великое сердце. Ты столько унижений вынесла и все простила, – восклицал Сафронов с апломбом, а потом цокнул. – Только не отпустила до сих пор.

– Ген, хватит меня лечить!