К чужому берегу. Предчувствие - Роксана Гедеон

Я надеялась, что, расспрашивая о любовнице Клавьера, выужу какие-либо сведения и о нем самом. Роза снова сделала круглые глаза:

— На порог не пускают! И ее, и мадам Гамелен.

— Кто это? — спросила я как можно спокойнее, допивая шоколад.

— Креолка, родом с Мартиними. Подруга Жозефины Бонапарт. Да они обе, Тереза и Фортюнэ, — ее подруги. Однако первый консул и видеть их не желает возле своей жены.

— Почему?

— Мадам Тальен он открыто называет Мессалиной[10].Никто, дескать, не может упомнить число ее любовников! Бонапарт не хочет, чтобы его супруга общалась с женщиной, у которой более чем скандальная репутация. А Фортюнэ Гамелен… Что ж, с ней связана такая пикантная история, что из опалы ей не выбраться вообще никогда!

— Как же ее угораздило? — осведомилась я рассеянно, лишь для поддержания разговора, поскольку неведомая мне мадам Гамелен абсолютно меня в тот миг не интересовала. — Что она сделала?

— Лучше спросить, что сделал банкир Клавьер. Потому что именно он виноват во всем… у мадам Фортюнэ для насмешек над консулом и оснований-то не было!

Имя Клавьера, которое я очень редко слышала из чьих-либо уст, заставило меня вздрогнуть. Подавив волнение, я взглянула на Розу:

— Банкир Клавьер? Он же был под арестом?

— Да, но не думайте, что он попал под арест только из-за денежных споров с первым консулом!

Роза трещала, как сорока, и с охотой поведала мне поразительную историю о том, что, как только генерал Бонапарт возглавил правительство, между ним и первым богачом Франции началась настоящая война. Клавьер со свергнутым директором Баррасом были неразлей вода, поэтому, когда Директория пала, банкир много потерял. В частности, в подвешенном состоянии оказались многомиллионные суммы, которые он ссужал свергнутой власти. Первый консул платить по счетам предшественников отказался, однако оказывал на банкира нешуточное давление, требуя новых займов. «Верните мне сначала мне мои деньги, — отвечал Клавьер, — тогда поговорим…»

— Коварство банкира известно всему Парижу. Они с генералом долго препирались, а как раз перед Рождеством первый консул положил глаз на прелестную мадам Гамелен. Она, как я вам говорила, креолка, родственница Жозефины, поэтому вполне в его вкусе. По слухам, Фортюнэ уже договорилась с ним о свидании, и Бонапарт был весь в предвкушении победы, но тут…

Роза искренне рассмеялась, и если б не чуть хриплый тембр ее смеха, можно было подумать, что смеется молодая девушка:

— Свидание сорвалось! Мадам Фортюнэ известила первого консула, что заболела. Но шила в мешке не утаишь: Клавьер просто купил у нее этот интимный ужин. Соблазнил бедняжку внушительной суммой, а на следующее утро его люди растрезвонили по городу о том, что генерал Бонапарт был отвергнут ради денег. Что и сказать, посмешище! А Париж не любит смешных…

Роза произнесла это и тут же посерьезнела, сдвинув брови:

— Вы же понимаете, такие шутки не прощают.

«Да, — подумала я, — это похлеще того, что сделал граф де Фротте. Тот рисовал карикатуры на первого консула и поплатился за это жизнью, а Клавьер, по сути, унизил мужское достоинство генерала… Это называется дергать смерть за усы». Я почерпнула подобное выражение у Александра, из его рассказов о службе в Индии, — так говорили индусы, когда шли на охоту на тигров, и оно казалось мне точной характеристикой поступка банкира.

Клавьеру не впервой, конечно, было попадать в тюрьму, и он всегда слыл достаточно дерзким человеком. Но нынешняя история выглядела уж совсем вызывающе. Я поймала себя на неожиданной мысли о том, что, как ни странно, нынче и мой муж, и Клавьер заняли по отношению к Бонапарту одинаковую позицию. Но если Александр был военным врагом генерала, простым и открытым, что позволяло надеяться на перемирие, то положению банкира вообще, на мой взгляд, ничего не могло помочь. Может, Клавьер поглупел? Привык к собственному всемогуществу при Директории и думает, что ему все сойдет с рук?