Последнее падение - Дориана Кац (2023)

— Не переживайте, не оставлю. Теперь я с вами до конца.

— Здравствуй, Лия, — поприветствовал сестру Трубецкой. — Рад, что ты вернулась.

— А я, смотря на твою компанию, не очень. По-моему, ты наступаешь на одни и те же грабли, братец.

— Ты не могла просто сказать, что скучала по мне? Обязательно язвить?

Лия подошла ближе к брату, и теперь уже она повисла на шее Кирилла (Татьяна явно завидовала ей в тот момент):

— Скучала. Сильно скучала. А ты? И почему я утром не застала тебя в общежитии?

Кирилл дёрнул чехол, очертания которого напоминали гитару, висевший у него на плече, а Лия лишь отвела взгляд в сторону, при этом фырча как, уже подъезжающий к перрону, паровоз.

— Значит, — он выразительно посмотрел на сестру. — Вы всё-таки поссорились?

— Не лезь не в свое дело. Мы сами разберёмся.

— Она мне также сказала.

— Не удивлена, — она тяжело выдохнула и вновь посмотрела в разноцветные глаза брата. — Она как обычно вспылила, я как обычно сделала так как считаю нужным. Вот и вся история. Проще говоря — ничего нового. А я ведь просто хотела ей помочь.

— Не удивлён.

— А ты то, скучал по мне, Трубецкой?

— Не знаю, как он, но я точно по тебе скучал, — обратился к Лии, влезший в семейный разговор, Марк. — Марк Кауфман, — он протянул ей руку, но та оставила её без внимания. — Рад знакомству.

— Я знаю кто ты, не нужно представлений. И прошу, обращайся ко мне на Вы, всё-таки я представитель твоего тренерского штаба. Ах да, — она протянула свою руку в ответ. — Лилиана Вячеславовна, ну или в крайнем случае — Лия Вячеславовна, однако первый вариант — мне нравится больше. Приятно познакомиться.

Марку такой расклад явно не понравился, поскольку он рассчитывал увидеть в лице сестры Кирилла союзницу, а получилось, что он только что, сам того не понимая, нажил нового врага.

— Думаю, нам стоит опустить факт нашего неловкого знакомства, и вспомнить, что мы с Вами одного возраста, — обратился он к Трубецкой.

— Думаю, нам стоит не забывать, что я состою в тренерском штабе, а Ты нет.

— Эй, ребятня, — в нашу импровизированную потасовку вмешался Русаков. — Не устраивайте сцен. Ну или хотя бы не здесь. В поезде можете перегрызть друг другу глотки, но заливать перрон кровью — я вам не позволю. Давайте, собираемся. Поезд подъезжает.

И действительно, резко раздался звук приближающегося состава и его протяжные гудки.

И когда уже почти все ребята оказались внутри, я столкнулась с небольшой проблемой — я не смогла поднять свой чемодан. Как бы я не старалась, но затащить его в вагон самостоятельно мне было неподвластно, поскольку если я оторву его от земли, то вероятней всего не удержу, а значит он рухнет в пространство между поездом и перроном, прямиком на рельсы.

Поэтому я жалостливо взглянула на Трубецкого, которой по счастливой случайности замыкал наш строй, и попросила его о помощи.

Обычно, я не прибегала к помощи посторонних, поскольку не любила этого делать и считала своеобразным проигрышем, а также — признанием своей слабости. Этому меня научили с ранних лет. Не могу сказать, что кто-то намеренно вбивал мне это в голову, но я видела слишком хороший пример — моя мама, женщина, которая никогда не пользовалась чьей-то помощью. Она могла обратиться к моему отцу только в том случае, если сама понимала, что пришла в тупик. Сильная и независимая, гордая и непокорная — именно такой я видела себя через много лет, такой сильно похожей на маму.

— Мороз, с тобой одни проблемы, — констатировал Трубецкой, беря мой чемодан и перетаскивая его в вагон. — Возьми мою сумку и иди в своё купе, я довезу чемодан.

— Спасибо, Кирилл, — я слегка приобняла Трубецкого, чего он явно не ожидал, и, взяв его сумку, двинулась в сторону нашей дорожной комнатушки.

— Лия, я наверх не полезу! Я же рухну оттуда, — верещала Совинькова на весь вагон. — Я уже оттуда падала — больше не хочу.