Судьба выбора - Диана Вулканова

Не спалось, и я, включив фонарик на телефоне и забравшись под одеяло, продолжила чтение бабушкиного дневника. Вася Воронков приезжал в село ещё раз, вместе ходили в гости, бабушка пишет, что смотрел он на неё не отрываясь и клал ей добавку в тарелку. Потом подготовка к экзаменам, исправление тройки по литературе, ничего себе. Это надо запомнить. Пригодится, в следующий раз, когда я получу тройку, и бабушка начнет причитать, у меня будет что предъявить в ответ. Еще она писала про подружку, которая замуж в итоге не выходит, потому что ее «жених» оказался женатым. Я начала пролистывать, пока снова не нашла про Васю Воронкова.

Пишет мне письма, а отвечать на них некогда, время сейчас очень ценно, каждый день уроков много: консультации. Да и не нравится он мне, зачем только тогда на него посмотрела? А если бы вместо Васи письма были бы от Вани, отвечала бы я ему? Нет, ответить — значит простить. Значит, я больше его не люблю, а может, и не любила никогда. А может, я когда его увижу, то сразу все прощу и забуду. Нет, ласковыми словами меня не подкупить. А увижу, лучше отвернусь от такого «соблазна».

Надо бы спросить про этого Ваню. Почему бабушка вспоминает про Васю Воронкова, который ей не очень-то нравился раньше и не вспоминает про Ваню, который, видимо, был ее первой любовью.

На следующей странице я наконец снова встретила С. и сразу поняла, что это про дедушку.

«С. набрался смелости и вечером пришёл ко мне, я уже пришла из школы и готовилась к консультации по физике. Просил у-бе-ди-тель-но выйти к нему, но я попросила «прийти попозже». Он, конечно, не понял смысла и явился, когда я уже спала. Разозлился и ругался «это не девчонка», дал К. слово, что 15 февраля я с ним буду встречаться. А почему именно с 15 ни позже: ни раньше, я не знаю. Глупо, даже срок назначил, но ведь это зависит и от меня. Получила еще одно письмо от Васи, умоляет ответить, говорит, что все-все примет и простит, а я просто не хочу отвечать, почему я ему так запала в душу, а он мне нет?»

Хотелось дочитать и узнать, чем закончилась история, но мама заворочалась, и я испугалась, что она проснётся и начнёт ругаться. Выключила фонарик и легла спать.

На следующий день я спросила у бабушки про Ваню, она заулыбалась, спросила в ответ про дневник. А потом только махнула рукой и сказала, что это «шалопай», так несерьёзно, бил портфелем по голове, а казалось тогда — любовь невозможна.

А потом вдруг бабушка перевела разговор на меня:

— Ну а у тебя с этим мальчиком, Глебом, все серьезно?

— Я не знаю, пока мы плохо знакомы, — как-то неудобно говорить с бабушкой на такие темы. Хотя она мне доверяла, даже вот дала дневник почитать.

— А решила куда поступать будешь?

Я почему-то инстинктивно прикрыла свою красную руку.

— Нет, ну, скорее всего, на математический.

А куда же ещё? Если я математику готовлю углублённый уровень, а литературу забросила.

— Ты ещё подумай. Вдруг еще кем захочешь стать.

Я подняла глаза, чтобы посмотреть на бабушку. Шутит она, что ли? Неужели решила поддержать мое увлечение танцами?

— Зря, конечно, Настя тебя в педагогический толкает. Не для всех это, я сейчас понимаю. Может, врачом пойти или юристом, как твоя подружка. Профессии тоже хорошие, всегда нужны.

Я разочарованно поморщилась.

— Ну какой из меня врач, я крови боюсь. И с моей рассеянностью я все лекарства перепутаю.

— А зря. Врач в семье — это хорошо, — сказала бабушка.

Да уж, хорошо, а сама к врачам ходит только в самых крайних случаях. Как будто меня бы слушалась.

— Ладно, мне на тренировку пора.