Пробуждение - Нефер Митанни

*Быть подшофе — значит быть в состоянии лёгкого опьянения, навеселе.**Герасим Петрович Гадалов – основатель династии купцов Гадаловых. В начале 19 века он вместе с семьей обосновался в городе Канске Енисейской губернии. В Сибири семейству Гадаловых сопутствовала удача. Герасим Гадалов по торговому свидетельству 3 разряда в 1846—1851 годах торговал золотыми и серебряными изделиями в Канске. В 1858 году он числился купцом 3-й гильдии. Герасим Петрович заложил торгово-экономические основы, благодаря которым его сыновья Иван и Николай стали купцами 1-й гильдии, потомственными Почетными гражданами и заняли среди деловых людей Красноярска особое место.*** по-латыни предсмертная горячка/**** Лопе де Вега «Собака на сене».

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ

Часть II. Глава 22

Манская Петля. Фото из Сети.

Джона Чедвика похоронили на высоком утёсе, возвышавшемся над Маной, правым притоком Енисея. Собственно, из-за скованной морозом земли копать могилу не представлялось возможным, поэтому тело просто заложили камнями.- Покуда пущай так лежит, - сказал Сугак и тут же пообещал Анне: - Весной, жив буду, похороню его по-людски, не сумлевайся, Анна Лександровна…И лежал Чедвик, словно бы и не умер вовсе, а заснул, как былинный богатырь в каменной пещере, укрытый от лютых холодов и пронизывающих ветров. Одинокий утёс, немного выдающийся вперёд, будто парящий над окружающими неприступными горами, поросшими тайгой, а у их подножия - полноводная река, надёжно охраняли сон Джона. Анна стояла над высокой каменной насыпью и ловила себя на мысли, что ей действительно проще думать о Джоне так, словно бы он и правда уснул. И вот уйдёт Зима, скинет ледяной панцирь багатырша-Мана, оживёт всё вокруг в пьянящем благоухании весны, затрепещет в изумрудном сиянии первых трав, согреется мир под щедрыми лучами весеннего солнца и шагнёт навстречу новой жизни… Но нет, как бы Анне ни хотелось верить в это, не очнётся Джон от сна, не откроет глаза и не улыбнётся ей иронично и лукаво, как улыбался всегда, пытаясь развеселить свою княжну.

***

Петрушевский относился к тому счастливому типу людей, кто находил особую прелесть и даже потребность в уединении. Сидение в темнице усилило в нём эту черту. Мысль отвлекалась только мыслью. Однако одно дело - когда уединение зависит от тебя самого, когда ты сам решаешь, сколько провести в общении с самим собой, и совсем другое, когда уединение вынужденное, навязанное человеку против его воли, сидеть в темнице без всякой надежды на скорое освобождение, в постоянном томительном ожидании какой бы то ни было развязки - это угнетало и раздражало. Кто знает, какое наказание уготовит император? А что если заточение будет вечным? Уж лучше смерть, чем вечная темница! Или позорная смерть… Подобные мысли могли бы привести к безумию. Если бы не Вера. Она стала для Сергея спасением, путеводной звездой, которая вывела из мрака и позволила пережить долгие месяцы следствия. Не думать о будущем, не гадать о нём, а только лишь полагаться на Бога и верить, что он всё устроит наилучшим образом – таков был теперь принцип Сергея, неуклонное правило, которому он следовал.

Приговор и дорогу к месту каторги он, в отличие от многих своих товарищей, воспринял с радостью. Это было избавлением от неизвестности. Теперь его судьба была определена. И кроме того, дорога – пусть и сопряжённая со многими неудобствами, приносящая физический дискомфорт – оказалась приятной для души, ибо избавила от давящей атмосферы одиночной камеры. Вокруг него разворачивалась во всей своей красоте, величии и одновременно ужасающей убогости Россия.