Побежала коза в огород - Лариса Шкатула (2021)

Он все-таки подчеркнул – красивая, словно главным в моей работе была именно внешность, а не профессиональные качества. Хорошо, что я сегодня была не расположена длить эту логическую цепочку и докапываться до самого начала. То есть понять в конце концов, что все, чего я как журналистка добилась, связано лишь с моим умением использовать внешние данные… А, да ну его, старого проныру! Сидит, развалился в своем редакторском кресле, довольный, как вернувшийся с крыши мартовский кот.

Говорят, не родись красивой, и правильно говорят. Потому что на красивую женщину мало кто смотрит только как на человека. Оценивают лишь ее фигуру, лицо, но никак не содержимое головы или тем более сердца. Так называемый утилитарный подход. Мол, зачем вам, красавицам, напрягаться и показывать какие-то там успехи в работе, когда за вас это вполне могут сделать дурнушки…

Обычно я осторожно применяла к себе эпитет красивая. Считала, что я недурна. В моем понимании быть красавицей – это нечто другое. То, от чего люди столбенеют, теряют дар речи. Лицезрение настоящей красоты для людей как удар молнии. Раз, и даже дыхание перехватило от восхищения!

Но поскольку у каждого свой подход к красоте, не буду спорить. Все-таки главный редактор был доволен, что я осталась в газете. Даже, я бы сказала, самодоволен. Наверное, он считал, что создал в газете такой прекрасный микроклимат, что сотрудники не хотят от него уходить.

Кое-какой материал в следующий номер у меня уже имелся, потому я ушла из редакции, чтобы использовать служебное время в личных целях: навестить одного своего коллегу-журналиста, который писал для многих газет аналитические статьи и был в курсе всего, что происходит на политическом фронте не только в городе, но и крае.

Звали его Станислав Григорьев, и когда-то, когда мы работали в одной газете, он ухаживал за мной, как сам говорил, с серьезными намерениями.

Теперь у него тоже была семья, двухлетняя дочь, и мы остались добрыми друзьями, изредка оказывая друг другу мелкие услуги.

У Стаса был маленький кабинетик в редакции краевой газеты. Наверное, кем-то он в штате числился, чтобы иметь свое постоянное рабочее место. Поскольку он редко сидел на месте, я предварительно с ним созвонилась и получила милостивое разрешение на аудиенцию у мэтра.

–Только не опаздывай,– предупредил он.– Пятнадцать минут подожду, и только меня и видели! Как ты понимаешь, волка ноги кормят!

–А что, меня подозревают в непунктуальности?– огрызнулась я.

–До сего времени не подозревали, но теперь… Золотое перо кубанской журналистики может позволить себе некоторую небрежность…

–Чего ты выдумал, какое золотое перо?– удивилась я.

–Ну как же, можно сказать, личный бытописатель будущего мэра.

–Неужели обо мне так говорят?– ужаснулась я и подумала: правильно сделала, что не пошла к Забалуеву в работники, а то к званию бытописатель злая журналистская братия тут же придумала бы какой-нибудь уничижительный эпитет.

–Приветствую тебя, королева!– Григорьев поднялся из-за стола и приложился к ручке.

–Имеешь в виду, что точность – вежливость королей?

–И королев,– согласился он. И с ходу взял быка за рога, не дав мне открыть рот.– Процветаешь? Самый высокооплачиваемый журналист края.

–Да откуда эти измышления?– уже возмутилась я.– Как платили мне, так и платят. Разве что за особые заказы отдельно, как и всем. Подумаешь, один очерк написала.

–А репортаж о металлургах?– сощурился Стас.

Я даже поежилась под его внимательным взглядом.

Неужели он о чем-то догадывается? Или в номере забалуевского люкса имелась скрытая камера?

–Господи, газета еще не вышла, а Григорьев уже обо всем знает!– нарочито простонала я.

–Такая моя обязанность, матушка,– обо всех все знать. Рассказывай, что нового на политическом фронте. Каким образом собирается Забалуев удовлетворять свои имперские амбиции?