Цена измены - Елена Шолохова (2023)

Однако Инна все равно держалась, не жаловалась, хоть и выглядела в конец измученной. Дементьев жалел её, но ловил себя на мысли, что впервые за все годы ходит на работу, как на отдых. С облегчением. Стыдился этих мыслей, отгонял. Но утром, вернувшись с молочки, завозил Митю в школу и ехал на работу с блаженным ощущением солдата-срочника, получившего на целых полдня увольнительную.

Он всё равно, конечно, клевал носом, сидя и стоя, на совещаниях и планерках, на стройках и за рулем. А однажды, уснув, въехал в фонарный столб. Счастье, что обошлось без жертв, да и сам отделался вывихом и сотрясением. Ну и бампер помял.

Два дня в больнице Дементьев беспробудно спал. Велик был соблазн проваляться в больничной палате до конца недели, как настаивал лечащий врач. Но он боялся, что Инна за эти дни совсем дошла до ручки. Голос ее по телефону звучал так, словно она на последнем издыхании.

После больницы он вернулся как с курорта. Впрочем, заряда надолго не хватило. А в тот день к ним нагрянула тёща, как раз вернувшись с настоящего курорта. Оглядела квартиру и завела свою шарманку: не убрано, вещи валяются, вон и на пальце у нее осталась пыль. И за собой Инна не следит. Вышла за вахлака – сама вахлачкой стала.

Дементьеву Алла Арнольдовна давно уже ничего не выговаривала, да и он, как только она возникла на пороге, взял детей и пошёл гулять. Лишь бы её не видеть. Вернулся с улицы вскоре, после ухода тёщи. Инна – на взводе, как всегда после визитов своей мамаши. С виду, может, и не скажешь, но так и чувствовалось, как внутри у неё всё клокочет.

И тут Митька, с которым прежде они никаких проблем не знали, принялся что-то просить, капризничать. Дергал Инну: "Ты же обещала! Почему опять потом?".

Как Маша родилась, он вообще ревновал, страдал, бесился. Всерьез думал, глупый, что они его разлюбили. Вот и в тот момент выкрикнул в сердцах: «Лучше бы вообще ее не было! Не хочу никакой сестры! Надоела! Ненавижу её!».

Дементьев не понял даже, да и сама Инна наверняка не успела сообразить, как её рука взлетела и отвесила хлесткую, звонкую пощечину. Митька, перепуганный, ошарашенный, тут же затих, потом убежал в свою комнату.

Никита нашел его в шкафу, рыдающего. На силу успокоил. Потом в комнату вошла Инна, присела перед ним на корточки.

– Митенька, прости меня, пожалуйста, – промолвила, заглядывая в его лицо. Митька сидел перед ней на кровати, но упрямо отворачивался. Поджимал губы, чтобы снова не разреветься. Вот тогда Инна заплакала. Впервые. И это потрясло Митьку еще сильнее, чем пощечина. Он сразу соскочил с кровати, кинулся обнимать ей, так и сидевшую перед ним на корточках. Зачастил горячо:

– Мамочка, мамочка, любименькая, не плачь!

А Инну тогда как прорвало.

Ну а больше никогда, до сегодняшнего дня, она не плакала. Даже в самые тяжёлые моменты. Даже когда Алла Арнольдовна выгнала её из дома, совсем ещё девчонку, Инна не проронила ни слезинки. Пришла к нему, в их общежитие, как есть, без вещей. Мамаша её бешеная тогда и собрать ей ничего не дала. Заявила: «Пусть теперь твой муженек тебе трусы и всё остальное покупает».

А осень была, зима на носу.

Он тогда после пар, а то и вместо пар, на сортировке вкалывал. Труд тяжелый, но платили там неплохо и сразу. Но работать приходилось до нарывающих мозолей, до сорванной спины, до кровавых мальчиков в глазах. Зато купил ей тогда и сапоги зимние, и теплую куртку красивую, и, как сказала тёща, всё остальное. А свадебное платье Инне сшила его мать. Точь-в-точь как у Грейс Келли.

Трудно было тогда, но все равно то время помнилось теперь самым счастливым. Изможденный он едва доползал до душа, потом до койки, но всё это казалось такой мелочью, когда она была рядом. Прижималась к гудящему от усталости телу, скромно ласкала или просто засыпала у него на груди.