Цена измены - Елена Шолохова (2023)

Оксана закрыла глаза, чтобы не видеть эту полупьяную обросшую физиономию. Что вообще этот примат мог понять? С каким пренебрежением он высказался о ее чувствах! Таскалась! Сам он… А она любила Дементьева, любила так, что себя не помнила. Так, что в груди болело постоянно. Огнем жгло. Порой вдохнуть не могла – настолько ее захлестывало от этих чувств. Ради него она бы на всё пошла, не раздумывая…

А этот говорит – таскалась…

* * *

Впервые Оксана встретила Дементьева двенадцать лет назад. На крыльце ненавистной общаги. Была весна, апрель, кажется. Он стоял в компании других парней, курил, смеялся. Куртка нараспашку, темные волосы трепал ветер. Таким он ей запомнился.

Она возвращалась из универа и, заприметив еще издали толпу парней у входа, сразу разнервничалась. Нет, тогда ещё это было не сердечное волнение, которое охватывало её всякий раз при встрече с ним, а страх…

Потому что за три месяца до этого с ней случилось ужасное.

Вообще, Оксана возненавидела общежитие сразу. Хотелось опрометью бежать прочь, едва она заселилась. Бежать и никогда больше не возвращаться. Но мать, которая всю жизнь проработала в поселке обычным парикмахером, не потянула бы даже комнату с хозяйкой где-нибудь на окраине города. Так что пришлось приспосабливаться к постоянным пьянкам, к несмолкаемому шуму, к удручающей убогости, к безалаберным соседкам, которые каждый божий день водили гостей и совершенно забили на учёбу.

Нищета её мало смущала, к шуму тоже со временем привыкла, а вот то, что не было никакого личного пространства, никакой приватности, никогда, ни на минуту – это угнетало. Даже женская душевая была одна на все пять этажей – тесный предбанник и ещё одно помещение побольше с дюжиной допотопных леек и без каких-либо мало-мальских перегородок.

Сходить помыться для Оксаны становилось настоящим стрессом. Преспокойно дефилировать прилюдно голышом, как все другие девчонки, она не могла. Потому придумала ходить в душ ночью, точнее, под утро, когда все уже спали.

Соседки по комнате ее стеснительность всячески высмеивали, порой даже при своих гостях.

– Эй, да кому ты нужна? Было бы там на что смотреть, – фыркала Юля. – Ни кожи ни рожи, ни титек, ни жопы. На тебя никто и внимания не обратит. Ты же как эта… как мышь. Маленькая, серая, незаметная.

С ее подачи к Оксане накрепко приклеилось это прозвище – Мышь. В скором времени ее все без исключения только так и звали.

Ну а в душ Оксана так и продолжала ходить ночами, пока однажды туда не заперся какой-то чужой парень. Может быть, перепутал двери – мужской душ находился рядом. А, может, специально зашел, услышав из коридора шум воды.

Оксана в те годы страдала сильнейшей миопией и носила очки. Без них она почти ничего не видела – дальше полутора метров всё сливалось в мутные пятна, но когда мылась – снимала, оставляя их вместе с одеждой в предбаннике. Потому в ту ночь она даже и не сразу сообразила, что это парень. Думала, кто-то из девчонок. Все равно смутилась, конечно. Отвернулась, стараясь быстрее смыть мыльную пену, и уйти. И поняла, кто это, лишь когда он подошел совсем близко и протянул: «Приве-е-ет».

Сначала она в ужасе оцепенела, даже вскрикнуть не получилось. Горло стиснуло спазмом. Но затем, когда незнакомец полез к ней, стал прижиматься, хватать за грудь, за руки, за волосы, Оксана закричала. Она изворачивалась, дергалась, неистово отбивалась и всё-таки вырвалась. Схватив одежду, вылетела в коридор и там уже торопливо, судорожно надела халат.

Хотела обратиться к старушке-вахтерше, но та спала беспробудно, только храп стоял. Сотового у Оксаны тогда еще не имелось, да и у кого в их общежитии он в те годы был?

Оксана поднялась в свою комнату. Её трясло нещадно. Рухнув на кровать, она нырнула под одеяло и разрыдалась. Юля с Дашей проснулись, стали расспрашивать, что случилось, и даже сначала поверили ей. Успокаивали, жалели.