Вторая жена - Анджела Арни (2002)

— Конечно. Штаб-квартира империи Хофмена находится в Калифорнии. Именно поэтому ты обязана встретиться с ним сегодня вечером.

Саманта чуть не обняла его на радостях, но потом вспомнила, что Пирс не любит чересчур пылкого проявления чувств, если им не предшествует любовная игра.

— Калифорния… — выдохнула она, тут же подумав об огромных домах, роскошных женщинах с бронзовым загаром, золотых пляжах и пальмах. Как чудесно!

Пирс улыбнулся.

— Я знал, что эта мысль придется тебе по душе. Жизнь в Америке дает много возможностей. Стоит только освободиться от оков, и мы сможем стать самими собой.

Оковами были дети. Саманта знала это. Пирс мог не продолжать; честно говоря, она и сама так считала. Но это не избавляло ее от чувства вины или беспокойства о том, что с ними будет.

Пирс успокоил ее. Как всегда, хладнокровно и расчетливо.

— Не волнуйся и не вздумай заикнуться об этом детям, — сказал он. — Мы решим эту маленькую проблему, когда будут подписаны все документы. А пока позвони Фелисити и скажи, что они уже выехали. Потом сообщишь детям, что этот уик-энд они проведут в Нью-Форесте и что распаковывать вещи им не нужно.

И Саманта перестала волноваться. Во-первых, потому что Пирс оказался таким хорошим организатором. Во-вторых, потому что она стремилась к свободе, которая позволит ей стать тем, кем хочется. Женщиной, не связанной узами материнства. Дети — обуза, помеха на пути. Беспокоиться не о чем, у нее есть своя жизнь. Она устала быть ничтожеством. Мать — это ничтожество, ею может быть всякая. Для этого не нужно никаких талантов.

Она набралась храбрости, позвонила и попросту заткнула уши, услышав, что Фелисити пришла в ужас при мысли о трех непрошеных гостях.

— В конце концов, вы их мачеха! — выпалила Саманта и положила трубку.

Так оно и есть, подумала она, борясь с чувством вины и убеждая себя, что была всего лишь решительной. У мачех тоже есть обязанности. Фелисити придется посмотреть в глаза действительности. Так же, как самой Саманте, которой нужно будет сообщить детям, что уик-энд они проведут за городом. Они так ворчат на Лондон, что будут прыгать от радости. Но Саманта знала, что надеяться на это не приходится.

— Мне очень жаль, но нам с Пирсом нужно уехать. Поэтому мы решили, что этот уик-энд вы проведете в Оукфорде, — сказала она троице, задумчиво сидевшей напротив.

Все трое сильно поправились. Особенно Хилари, которая толстела не по дням, а по часам. На каждом ее пальце висело печенье «хула-хуп» в виде колечек. Она по очереди снимала их и сосредоточенно жевала. На столе перед девочкой лежала полупустая пачка.

Хилари взяла очередное печенье, вставила его в глаз, как монокль, и с ненавистью посмотрела на мать.

— Ты всегда уезжаешь, — сказала она.

Саманта попыталась справиться с досадой. Но к досаде примешивалось сознание собственной вины. Совесть подсказывала, что, если бы она правильно организовала их питание, они не стали бы без перерыва есть сладости. Врожденное чувство справедливости говорило Саманте, что они в этом не виноваты. Тем не менее дети раздражали ее. Все трое. Кроме того, как Саманта говорила не слушавшим ее Пирсу и Венеции, она действительно любит их, но по-своему.

— Мы не поедем в Черри-Триз, пока там эта женщина, — сказал Филип. Неужели мать не понимает, что они и в Сент-Джонс-Вуд приезжают только ради нее?

— Мы отправимся туда, когда папа бросит ее, — поддержал брата Питер, несмотря на сомнения в правильности выбранной ими тактики. Возможно, брат Том прав. Чаше всего так и оказывалось.

Брат Том говорил:

— Люди совершают глупости и ошибки. С этим ничего не поделаешь. Нужно смириться с тем, что все живые существа несовершенны, принимать вещи такими, какие они есть, и по мере сил исправлять их.