Серов ухмыльнулся, откинулся на спинку дивана, распираемый гордостью. Она сказала, что он самый лучший. Пусть и назвала этим дурацким прозвищем, но Гоша не роптал. Главное, что она с ним, она его любит и ценить. А что еще нужно для счастья?!

Глава шестнадцатая

Платье было красивое. Чего уж там: прекрасное! Этакая смесь наряда Золушки и Белль из «Красавица и чудовище». Тьфу ты! Сдались мне эти Диснеевские принцессы. На кой ляд я вообще полезла смотреть про них?! Сравнивала себя и ту белобрысую барышню, на которую променял меня Гоша. Ух, увидела сейчас: глаза бы выцарапала. Боль утраты прошла, явив собой обоснованную злость. Какого такого сказочного органа меня, умницу и красавицу, променяли на какую-то другую. Пусть у нее и ноги от ушей, волосы блондинистые, задница маленькая, в отличие от моей, еще и упругая, наверное. Уверенной на все сто быть не могла, но знала я таких фифочек. Точно упругая! Зуб даю!

Мысли плавно перетекли на мою пятую точку, равно как и взгляд. Так вот: платье было прекрасное, но не на мне. Я же в нем смотрела словно воздушная зефирка. Такая же белая, пышная и приторная, до зубового скрежета.

— Валечка, ты таки очень красивая. Зря не хотела примерять, — Роза Львовна, со своим несменным ридикюлем в руках и кокетливой широкополой шляпкой на голове, являла собой истинную будущую свекровь, которая лучше знает. И мне бы пожалеть ту несчастную, что удостоится чести стать женой ее любимого сыночки, но жалеть себя, было бессмысленно. Глаза видели, что брали.

Собственно, наверное, стоит вернуться к тому, как меня угораздило так вляпаться. Аккурат в ту же кучу. Еще и с разбега. Я девушка монументальная, на граблях танцевать научилась виртуозно, да так, что лоб отрастил себе броню, что никакие шишки не страшны. Поэтому нос зажала и с головой нырнула. Чтобы уж наверняка себе в мозгу высечь: «Любовь — яд. Трезвый расчет — противоядие».

Петр Иванович Зубило не был моим последним вариантом. Более того после расставания с Гошей, я и думать не хотела о новых отношениях, пусть они и припорошены пылью обиды и жаждой мести. Мол, смотри какую звезду ты потерял на своём жизненном пути. Локти кусай, ночами плачь. Не все же мне это делать.

Дыру в душе я заполняла работой. Постоянно искала новые рецепты, расширяла ассортимент, придумывала акции, бонусы. До ломоты во всем теле и противных мушек перед глазами. Мне было не привыкать упахиваться до изнеможения, но сейчас я была рада этому факту. Этакий, если верить психологам, холодный суицид.

Правда похудеть, на фоне стресса, мне не очень удавалось. Я загоняла себя в рамки, невольно представляя образ новой пассии Серова. Стала спать с сантиметровой лентой, купила весы, чтобы взвешиваться каждый день.

— Худая корова, еще не газель, — патетически воскликнула Лизавета, за что, собственно, и получила в лоб поварешкой. Поварёшку пришлось помыть, а компот, который я варила на продажу, оставить себе, но злющие глаза сестрицы того стоили. — Валя, пусть плачут те, кому мы не достались…

— Пусть сдохнут те, кто нас не захотел, — продолжила я. — Да, да. Я, представь себе, тоже слушаю песни Сердючки. Перлы она тут рассыпает. С чего вдруг такая любовь к народному творчеству?! Ты бы еще статусы из Одноклассников мне почитала.

— Я блондинка, мне можно, — отмахнулась Лиза, покачивая стройной ножкой в туфельке на шпильке. — Мать, правда. Чего ты так загоняешься? Вон холостяцкая половина СОБРа ходит на тебя смотреть, а ты с этим Серовым возишься.

— Им просто нравятся мои пироги!

— Ага. У нас же других пекарен нет, в округе. Только твоя. На другом конце города. В жопе мира, — фыркнула Лиза. — Валя, когда ты стала такой наивной? Ау, где моя сестра! Вызываю Валентину Бизонову. Приём.