Нарушенное обещание (ЛП) - Монтегю Джеймс

У меня даже нет возможности вздохнуть, не говоря уже о том, чтобы ответить, прежде чем он наклоняется и хватает за вырез моей рубашки. Это белая рубашка на пуговицах без рукавов, и когда Лука дергает вниз, пуговицы разлетаются, когда рубашка разрывается. Я слышу, как несколько пуль ударяются о стены, пролетая через комнату, и Лука смотрит вниз на мое декольте в тонком бюстгальтере с полукруглыми чашечками под ним.

Теперь он дышит тяжелее, и если бы я посмотрела вниз, думаю, я бы увидела, что у него уже встал. От этой мысли по моей коже пробегает еще один электрический разряд, воспоминания о нем в нашу брачную ночь возвращаются слишком живо: мускулистая рябь его пресса, толстая твердая колонна его эрекции. Я пытаюсь дышать, но не могу, потому что глаза Луки прикованы к моим, и в них есть что-то настолько темное, что я не могу даже представить, что будет дальше.

Однако у меня такое чувство, что я вот-вот узнаю.

— Скажи мне, — говорит Лука, его голос глубже, чем обычно, почти рычание. — Что еще ты делала, пока меня не было?

По моей коже начинает разливаться румянец. Он знает. Каким-то образом он должен знать, я пытаюсь представить, как я оправдываюсь, рассказывая ему, что я натворила. Я пытаюсь подобрать слова, чтобы сказать своему мужу, что я играла сама с собой, на открытом месте, где мог видеть любой, кто вошел, где мог видеть тот, кто наблюдал за камерами. Я представляю, как Лука спрашивает меня, о чем я думала, расспрашивает меня дальше, и я даже представить себе не могу, как я начинаю это объяснять. Это было уже так далеко за пределами всего, что я когда-либо делала, и действительно признавать это вслух…

Я не могу.

— Ничего, — шепчу я тихим голосом и вижу, как глаза Луки мрачно блестят.

— Ложь номер три, — бормочет он.

Он протягивает руку, его пальцы пробегают вниз по моей груди и между грудей, и я резко втягиваю воздух от его прикосновения. Это самое нежное, что он когда-либо делал, кончики его пальцев скользят по моей коже и скользят по верхнему изгибу моей груди, и я так увлечена этим, что даже не замечаю, как он расстегивает свой ремень. Пока одним быстрым движением он не обхватывает свободной рукой мою талию и не толкает меня обратно на кровать.

Прежде чем я успеваю пошевелиться, Лука оказывается на кровати, нависает надо мной, хватает мои запястья и дергает их над моей головой. Воспоминание о той первой ночи в квартире возвращается ко мне в порыве: он прижимает мои руки за моей головой к двери, впервые целует меня, его губы горячие и настойчивые прижимаются к моим…

Что-то давит на мои запястья, что-то сильно стягивает, и я осознаю со смешанным чувством возбуждения и страха, что Лука связал мои руки ремнем. У него кожаное изголовье кровати, поэтому он не может привязать меня к нему, но я все равно мало что могу сделать, даже если закину руки за голову. И Лука слишком близко ко мне для этого, его колени по обе стороны от моих бедер, когда он ставит меня на место, его лицо нависает над моим. На мгновение, с чувством тошнотворного ужаса внизу живота, я вспоминаю гостиничный номер, в котором проснулась. Но я была привязана к той кровати, связанная чем-то вроде застежки-молнии, а не кожаным ремнем. Это не кожаный ремень моего мужа, и даже несмотря на то, что я противоречива по поводу Луки, я не могу отрицать, что это другое.

Мое тело, конечно, не такое.

Я ненавижу его. Я уверена в этом. Я могла бы перечислить так много причин, почему. Принудительный брак, лишение меня девственности, все способы, которыми он нарушил свое слово, домашнее задание, которое он дал мне сегодня, то, как он, по-видимому, хочет оттолкнуть меня в сторону, пока ему не станет удобно иметь со мной дело. То, как он относится ко мне, как к раздражению, как к обузе, за исключением таких моментов, как этот.