Это пройдет? - Юлия Теплова

— Привет. — держится отстраненно.

— Привет. — продолжаю рассматривать его. — Мы здесь разговаривать будем? Может в кофейню зайдём? — в пешей доступности их здесь расположено с десяток.

— У меня мало времени. — он качает головой и достает из кармана пачку сигарет.

Молчит. Обводит глазами пространство вокруг. Гриша не подает вида, но я вижу, что он нервничает. Чувствую кожей напряжение, окутавшее нас. Прячу руки в карманы. Вокруг тихо, как будто мы находимся вдали от города. Мимо бредет сгорбленная старушка, замотанная в тёплый платок.

Наблюдаю за клубами дыма и решаюсь задать вопрос:

— Как она? — живот сводит от напряжения.

Боюсь услышать что-то вроде: «У неё открылось кровотечение на нервной почве. Или она потеряла ребёнка.»Не знаю, что именно грозит здоровью беременных в такой ситуации, но мне очень страшно. Незнание часто порождает страх.

Гриша вскидывает на меня глаза. Он мается от угрызений совести. Закусывает губы, трет подбородок большим пальцем.

— Ты уже знаешь. — выдыхает утвердительно и затягивается. — С ней все будет хорошо. И с ребёнком тоже. — кивает, как бы подтверждая свои слова.

— Я рада. — испытываю истинное облегчение. Расслабляю мышцы плеч. Кажется булыжник на себе таскала.

Топчусь на месте и не знаю что еще сказать. В чем смысл нашей встречи?

Зачем я хочу заполнить гнетущее молчание? Глупо все как-то вышло. Неловко и неуместно. Отличные слова, чтобы описать мою жизнь в общем.

Вспоминаю, как Гриша называл меня кошкой. Во мне все трепетало в эти моменты. Сейчас же вызывает только досаду.

Он отводит глаза в сторону и продолжает:

— Ксюша меня любит. Мы решили пожениться, несмотря на это недоразумение, и сохранить все, что пережили за пять лет. — его голос звучит тихо, но убедительно. Я интуитивно ожидаю, что последует за этой фразой. — Но у нее было условие: ты должна исчезнуть из моей жизни. — он смотрит на меня, выпускает последнюю струю дыма в сторону и бросает окурок под ноги.

Смотрю как он шипит на снегу, умирая. Из него высосали все, что он мог дать, и бросили на холодный снег.

Я не спрашиваю, любит ли Гриша её. Меня это больше не касается. Я чувствую боль и… смятение? Эта история стоила мне дружбы с Викой.

— Это значит, что я должна больше не появляться в ресторане, я правильно понимаю? — всматриваюсь в майскую зелень его глаз и ничего не вижу.

— И у бабушки тоже. — Гриша выглядит отстраненным, как будто не он вчера облизывал мою шею и ласкал языком нёбо. — Я обещал ей, Вер.

Молчу, перевариваю сказанное.

— Бабушка привязалась к тебе, я знаю, но так будет лучше.

«Для кого лучше?» — хочется спросить мне.

Гриша продолжает:

— Мы познакомились, когда у Ксюхи были большие проблемы с деньгами. Мы вместе пережили смерть её отца. Объездили полмира. Она скупала мне посуду и кулинарные книги. Верила, что я смогу заниматься любимым делом, и это будет нужно другим, не только мне. Понимаешь? — он подходит чуть ближе. — Я не хочу предавать ее.

На душе паршиво.

— Успеешь собраться за пару дней? Я позвонил сегодня в агентство. Они уже нашли пару кандидатур для бабушки.

«Как Дора будет без моих супов?» — проносится в голове.

Конечно, найдется хороший человек, кто не будет воровать её пудру и будет восторгаться ужасными картинами. Я уверена в этом, но мне все равно тоскливо.

Неприятно, что Дора будет ассоциироваться у меня с этой историей, оставившей горькое послевкусие.

Что я могу сказать Грише? Что она сама должна решать, кто будет работать на нее? Так я и сама не хочу его больше видеть. И маме я нужна. Ей сейчас плохо.

— Хорошо. — отвечаю наконец. — Я успею. Жду остаток денег на карту. Я могу не отрабатывать последние несколько смен, верно? — Гриша кивает и смотрит выжидающе, как будто пытается понять, что я чувствую.

Я не могу отказать себе в возможности высказаться: