— Ты права. Если бы ты сказала мне об этом несколько месяцев назад, этой драки вообще не было бы.

— Дьюка отстранят за это.

— Предполагаешь, что от этого я почувствую себя лучше?

Я пожимаю плечами:

— Нет, но подумала, что это поможет.

— Он напал на меня и нокаутировал судью. Ему повезет, если он снимет дисквалификацию хотя бы к концу сезона.

— Да, знаю. Мой отец в бешенстве. Ты бы видел его по телевизору, когда он пытался рассказать о том, что произошло между тобой и Дьюком. Он даже извинился в прямом эфире перед тобой и лигой за поведение Дюка.

— Твой отец не виноват в том, что Дьюк мудак.

— У него проблемы с гневом, — я глажу Дина по плечу. — Мне жаль, что он выместил его на тебе.

— Почему ты здесь, Кэт? — Дин откидывается на спинку стула и кладет голову на подушку, уставившись в потолок. — Дьюк уже разрушил твой секрет.

Меня убивает, что Дин даже не может посмотреть на меня. Я переплетаю свои пальцы с его и держу его руку в своей.

— Дин, пожалуйста, просто послушай меня минутку. Я ничего не могу сделать или сказать, что улучшило бы эту ситуацию, но мы можем постараться двигаться дальше. Нравится нам это или нет, но через два месяца у нас родится ребенок. Он будет здесь в мгновение ока. Я не хотела обременять тебя всем этим в течение твоего первого года в лиге.

— Дерьмовая причина скрывать это от меня. Я имел право знать о своем сыне.

— Знаю. Я не знаю, сколькими способами я могу извиниться. То, что я не сказала тебе, всегда будет моим самым большим сожалением.

— Ты знаешь, как я рос, Кэт. Моего отца никогда не было рядом. Я не видел его столько лет, что уже даже не могу вспомнить, как он выглядит. Он оставил мою маму с кучей счетов, которые нужно оплатить, и ребенком. Так, с чего ты вообще взяла, что я мог так поступить с тобой? Я хочу быть частью жизни моего сына.

— Конечно, — я сворачиваюсь калачиком рядом с Дином и глажу пальцами его ушибленную щеку. — Я тоже хочу, чтобы ты был частью его жизни. Мы можем сделать так, чтобы это сработало.

— Ты переезжаешь в Филадельфию, — говорит он, поднимая голову с дивана. Он морщится от боли, поворачиваясь ко мне лицом. — Даже слышать больше не хочу ни слова о твоей стажировке. Ты можешь получить другую.

— Но… — выдохнув, я даже не утруждаю себя спором.

— Никаких «но», Котенок. Ты переезжаешь жить ко мне. У нашего ребенка будут мать и отец.

— А что насчет нас?

Он прищуривает глаза, глядя на меня:

— А что насчет нас?

— Ты ненавидишь меня? — я прикусываю нижнюю губу, ожидая его ответа, и между нами проходит мгновение.

— Нет, я никогда не смог бы возненавидеть тебя. Я злюсь на тебя. Мне нужно, чтобы ты дала мне немного времени и пространства, чтобы все обдумать.

— Мы расстаемся?

— А мы когда-нибудь были вместе?

— Только потому, что ты зол, не значит, что ты должен вести себя как мудак.

Он стряхивает мою руку с себя и встает с дивана:

— Тебе следует вернуться в Чикаго и собрать свои вещи.

— Но у меня были для нас планы. Я хотела сводить тебя в какое-нибудь особенное место на твой день рождения.

— В чем смысл, Кэт? У меня нет праздничного настроения. Мое лицо выглядит так, будто я провел двенадцать раундов с Холифилдом (прим. американский боксер), и я даже не могу смотреть на тебя, не стиснув челюсти, что только усиливает боль.

— Оууу, — говорю я, поднимаясь с дивана и хватаясь за живот.

Дин подходит ко мне и хватает за руку:

— Ты в порядке, Котенок?

Я беру его руку и кладу себе на живот, глядя на Дина снизу вверх:

— Твой ребенок пинает меня. Думаю, он станет хоккеистом. Он агрессивен, совсем как его папа.

Впервые с тех пор, как я вошла в гостиничный номер, Дин улыбается мне. Он наклоняется передо мной, держась за мои бедра, и прижимается щекой к моему животу. Пораженный, он отступает, когда Ной снова пинает его.