Это всё из-за тебя - Анна Никитина

Сомов прижимает меня к бортику. Ласкает языком мою шею. Выписывает на ней какие-то узоры. Если первые я еще пыталась запомнить и мысленно повторять действие, то на третьем я уже не соображаю и не пытаюсь сопротивляться. Бессмысленно. Продолжает целовать. Ласкать. Кусать. Вгрызается в плоть. Оставляет отметины и снова зализывает. Целует. Ласкает. Из меня неизвестные звуки вылетают. Боже, я должна его остановить, но ничего для этого не делаю. Наоборот, шею подставляю. Боже… Как хорошо. Но я должна. Должна остановить.

Внутри жарко, мокро, влажно. Кожу языками пламени жжет. Грешу на воду. Кирилл продолжает пытку. Целует ниже. Ключицы. Плечи. Ниже плеч. Район грудной клетки. Подключает руку. Гладит от коленки до бедра и обратно. Проводит по промежности.

Боже.

Звуки издаю. Хочется, чтобы еще провел. Просто провел и все. Это же нормально? Я же не лишусь невинности. Нет. Просто проведет рукой.

Боже.

И он будто чувствует. Снова проводит. Надавливает сильнее. Во мне будто лопается что-то. Внутри фейерверки заряжают. Такой красивый калейдоскоп взрывается. Выгибаюсь на встречу. Себе не принадлежу. Хорошо, что держит меня, иначе бы провалилась под воду. Кирилл такие эмоции вызывает, что мир скатывается в одну точку удовольствия.

Грешно, но сладко. Я как в сиропе тону. Тону в чувствах. В любви к нему. Связь с реальностью теряется. Вот что значит в омут с головой. Об этом говорила мама. Но я хочу. Хочу, чтобы этот омут окутывал дальше. Хочу, чтобы Кирилл не останавливался. А он и не думает этого делать. Только сильнее своим членом в меня упирается. Кажется, будто между нами и нет этой ткани, хотя она настолько тонкая, что её с легкостью можно порвать. Надеюсь, это не самый любимый купальник его сестры.

Мне хорошо. Так хорошо, что даже страшно. Тело становится каким-то невероятно податливым. Отвечает на все его действия. Я и сама реагирую. Особенно когда Кирилл опускается ниже. Отодвигает треугольничек лифа, оголяя правую грудь и засасывая его. Меня это поражает настолько, что охаю. Сама себя не узнаю. Хрипловатые звуки издаю. Ерзаю на Сомове. Дышу чаще обычного. Облизываю губы от сухости. А Сомов продолжает терзать мой сосок. Он его прикусывает. Лижет. Всасывает. Водит кончиком по ореолу, затем по самой горошине. Играется. Сминает руками. Пропускает через пальцы. Боже… Эта пытка самая сладкая, но и самая страшная. Я растворяюсь в зеркальном потолке. Там выглядит все порочно и красиво. Я другая. В его руках себя красивой ощущаю.

Боже, если есть на свете ад, то сейчас он открыл передо мной свои двери. Резко перехватывает дыхание, когда Кирилл спускается ниже. Я как будто из оцепенения вырываюсь. Цепляюсь в его руки со всей силой и выпускаю коготки. Поднимаюсь. Одной рукой прикрываю грудь, пытаясь натянуть верх купальника, но он не поддается, и я плачу. Отталкиваю Кира одной рукой, другой цепляюсь за бортик, но Кир перехватывает.

— Т-ш-ш-, — прижимает к себе, поглаживая по спине. Своей оголенной грудью его жар ощущаю. Сосками к его груди приклеиваюсь. — Всё хорошо, — успокаивающе говорит. А у меня слезы по щекам текут.

Вот зачем он зашел так далеко?

Неужели не видит, что наделал?

— Ничего не произошло. — обнимает. В макушку целует.

Это для него ничего. А мне душу перевернул. И вот как теперь? Что дальше? Я ведь люблю его. Очень.

— Посмотри на меня, — серьезно просит. Не смотрю. Боюсь. Стесняюсь. Хотя куда уже стесняться. И так все видел. А я позволяла видеть. Боже. Еще больше от этого накрывает. Что обо мне подумает? Что я как все? Доступная? Боже…

— Эй, прости, ладно? — вытирает соленые дорожки. — Больше не прикоснусь, серьезно. — взволнованно говорит. Усаживает на бортик попой, только ноги под водой удерживает, контролирует, чтобы не свалилась.