Небо помнить будет - Елена Грановская

— Тебе есть восемнадцать? — Не поднимая рук и не пресекая движений Бруно, тихо спросил Дюмель, чуть отклонив голову в сторону.

— Я уже преодолел возраст согласия. Я почти совершеннолетний, — твердым голосом сказал Лексен, но остановил свои ладони на животе Дюмеля.

— Ты должен понимать, зачем ты это делаешь, — шепнул Констан, глубоко вдохнув и закрывая глаза.

— А вы должны понимать, что я этого просто хочу, — произнес Бруно ему в ухо.

Ладони заскользили вверх по телу, облаченному в черную рубашку, и легли на грудь. Констан почувствовал, что Бруно положил голову ему на плечо и шумно выдохнул.

— Лексен, ты знаешь, что мы не можем видеться у тебя, равно как и у меня, — сказал Дюмель спустя несколько секунд. Он поднял руки и положил их поверх ладоней Бруно на своей груди.

— Я подыщу комнату, мсье. Тихую. Чтобы никто не мешал нашим встречам. И не знал о них. — Лексен поднял голову с плеча Дюмеля и зарылся лицом в его русые волосы, вдыхая с них запах церковного ладана и уличной пыли.

— Зови меня просто — Констан.

Он мягко опустил руки Бруно со своей груди и развернулся к юноше. Тот смотрел на него с желанием и глубоко дышал. Констан положил ладони на его молодую щетину и потрогал большими пальцами его заросший подбородок. Затем Дюмель мягко коснулся шеи Лексена и поцеловал его в губы. Но это был скорее лишь целомудренный поцелуй брата. Бруно был одновременно безгранично рад и крайне разочарован.

— Запиши в свой блокнот, что я тебе подарил, то, что ты прочувствовал за этот вечер. А на следующей встрече мы с тобой это обсудим. Если захочешь, — прошептал Констан, опустил руки и вышел из комнаты Лексена, не оглянувшись. Внизу, в прихожей Дюмель встретился с Элен, поблагодарил ее за теплый прием, накинул пальто, надел шляпу, взял в руку саквояж и, распрощавшись, вышел на улицу.

В это время Лексен, у которого кипело в груди, стоял у окна, прижавшись к стене, чтобы его не было видно с улицы, и, сдвинув в сторону занавески, следил за тротуаром, дожидаясь, когда покажется Дюмель. Юноша надеялся, что тот обернется и посмотрит на окно его комнаты, но к досаде Лексена этого не произошло.

Бруно зло рванул занавеску в сторону и отошел от окна. Снизу послышался материнский голос: Элен пригласила сына помочь ей убрать со стола и вымыть посуду. Понимая, что может только навредить себе, сдерживая внутри всё свое разочарование и культивируя его (ведь уже сегодня, сейчас он надеялся на большее со стороны Констана!), юноша рассудил, что выплеснет досаду в домашнюю работу — поможет матери, может, полегчает. Элен заметила его внезапное и резкое изменение в лице, но не решилась узнать, чем он недоволен. Ополоснув под проточной водой последнюю тарелку, Бруно сухо и быстро поблагодарил мать за ужин, бегло взглянув на нее, и сослался на слабость, чтобы побыть в своей комнате одному.

Оказавшись в спальне, Лексен пригвоздил свой взгляд к тому месту, где минуты назад стоял Констан, а он касался его тела, испытывая счастливый трепет. Широкие плечи, играющие мускулы на руках — кажется, он занимается спортом, поддерживая себя в форме. И будто бы сейчас Бруно продолжает ощущать своими ладонями его подтянутый живот под тонкой тканью рубашки.

Он доплелся до кровати, рухнул на нее, спустил с себя брюки и, пыхтя от возбуждения, активно заработал рукой. В Лексене одновременно бурлила злость, радость, надежда и страх. Внезапно он почувствовал скорый конец, которого стремился достичь, впился зубами в подушку и глухо в нее застонал. Ладонь стала мокрой.

* * *