Девочка с Севера - Анна Трефц

Певица тут же покраснела до ушей, Бобров это заметил, нахмурился еще больше, буркнул:

— У него все со смыслом. Ну, — он повернулся к спутнику, — какой смысл у этих роз?

Сэр Доудсен нисколько не смутился. Протянул цветы Маше:

— Чистые намерения.

— Ха! — гаркнул Серж. — Еще бы они у тебя были грязными. Ты же без пяти минут женатый человек.

Маша застыла на месте. Зачем он такое говорит? Как это грубо. Как бестактно. Просто по-хамски себя ведет!

— И вы думаете, это обстоятельство помешает мне пожелать удачи Марии? Вы ошибаетесь!

— Ну ладно, — великодушно согласился Серж и повернулся к подопечной, — Маш, нужно собраться. Я все понимаю, все. Ты волнуешься, ты переживаешь, но ты артистка. Ты очень хорошая певица, иначе я никогда не обратил бы на тебя внимание. Ты супер. И поверь мне, старому, умудренному опытом мужику, ты чудо. Будет жаль, если никто об этом так и не узнает. Покажи им сегодня. Сделай их. Чтобы они подавились своими бутербродами и захлебнулись своим виски. Я говорю тебе это не просто так. Я знаю, что ты это можешь. Давай!

Он вдруг перестал походить на обычного грозного продюсера, которого Маша уже привыкла побаиваться. От него вдруг повеяло теплом и надежностью. Почти такими же, как от молодого аристократа. Маша почувствовала, что сейчас он был готов защитить ее от всех и вся. Ей стало так хорошо. Серж обхватил ее плечи и, прижавшись губами к щеке, шепнул: «Я с тобой».

А когда выпрямился, вновь стал деловитым и слегка недовольным. Буркнул:

— Все, все. Пойдем, — он двинулся к выходу, подталкивая впереди себя Александра, — Идем. Наталия там одна. Господи, она меня испепелит! Ну помоги ты мне. Я же с ума схожу!

Он прошипел это с таким пылом, что сомнений не оставалось — этот человек умирает от любви. Или сгорает от страсти. Все одно, но сердце и голова его сейчас слишком заняты, чтобы думать о выступлении своей подопечной.

— Я присоединюсь к вам через пять минут, — проговорил сэр Доудсен, не сводя глаз с Маши.

Та опустилась на стул и уставилась перед собой пустым взором. Значит, все, что сказал ей сейчас Серж, было дежурным напутствием. Сколько раз он, наверное, отправлял на сцену вот таким образом своих исполнителей. И она одна из них. Впрочем, чего же тут странного. И Александр… У него своя жизнь. Он вот скоро женится. Разумеется, это нормально. Он молод и красив, и так умен, и так… Он такой хороший, что было бы странно, если бы его никто не любил.

— Ваша невеста — англичанка? — тихо спросила она и положила букет, который до этого теребила в руках, на гримерный столик.

Он сел на соседний стул:

— Да. Наши родители давно знакомы.

— Это так странно…

— Что именно? — мягко поинтересовался он.

— Ой, трудно объяснить. Каждому человеку кажется, что он пуп земли. Что вокруг него вся жизнь и крутится. Вот я… Со мной случились разительные перемены за считанные дни. Еще вчера я пела в клубе «Фламинго» и считала это большой удачей. А сегодня я тут. И мне казалось, что жизнь потекла как-то иначе, в другом ритме. Не только у меня, но и у всех. Серж… он был всегда рядом, он принимал такое участие в моих делах, был моим проводником. Он был рядом так часто, что мне начало казаться, будто я — единственное, что есть в его жизни. Но это не так.

— И вам обидно, что это не так? — Он попытался заглянуть ей в глаза, но она отвернулась.

— Головой я понимаю, что это нормально. Я же его работа. Но тут, — она прикоснулась к груди, — тут это понять невозможно. Знаете, я как ребенок, который считает: родители принадлежат только мне. Хотя какой мне Бобров родитель, — она грустно усмехнулась.

Александр коснулся рукой ее ладони, но сразу же испуганно отпрянул, словно посчитал этот жест недопустимым: