Когда ты села мне на шею - Анна Каржина

Каково это — испортить всё собственными руками? Это невыносимо больно. Чувство безысходности подобно туману пробирается внутрь тебя и больше не покидает.

Я оставил всё, что держало меня в Париже. Майк справится, я был уверен, мы начинали это вместе. Единственное, что я забрал с собой в Нью-Йорк — машина. Мне казалось проще сжечь себя заживо, чем простить.

Входная дверь приоткрылась, освещая полумрак гостиной.

— Итан, ты что, на электричестве экономишь?

Как всегда не вовремя пришедшая мама, застала меня сидящим на полу возле стены. Родители всегда приходят не вовремя и вовремя одновременно. Вот такой семейный парадокс.

— Я поесть принесла. Сын, ты совсем мне не нравишься. Не заболел?

Она поставила пакеты с провизией на стол, а я потянулся ко лбу, горько усмехнувшись.

— Есть такая вероятность, только температуры нет.

— Хорошо, что нет. И так выглядишь, будто по тебе катком проехались. — Она сделала паузу и ещё раз посмотрела на меня. — Туда и обратно.

Неужели я так плохо выгляжу. Да, не брился, наверное, неделю, забил на нормальное питание, интерес к жизни потерял. Нужно хоть в зеркало по утрам смотреть, а то доставщики пиццы приезжать перестанут.

Посидев ещё минуту, сделал над собой усилие и поднялся. На столе уже стояли тарелки в лучших маминых традициях засервированные её шедеврами.

— Спасибо, мам.

Она совершенно не виновата, что её сын законченный идиот. Поэтому я поем, отвечу на каждый её вопрос и даже буду улыбаться.

— Почему ты сейчас здесь, а не в Париже с Брендой?

Возможно, не на каждый её вопрос я смогу дать хороший ответ, ещё и с улыбкой.

— Долго же ты терпела, чтобы задать этот вопрос. Целых полгода.

— Давала тебе время самому рассказать. Ты знаешь, я терпеливая.

— Я ужасно поступил, вы с отцом меня такому не учили. Так отвратительно, что рассказывать тебе не буду. Даже ты со своим умением принимать людей никогда бы меня не простила.

— Ты хотя бы пытался?

Этот разговор лишь отбивал мой аппетит, которого и без того не было. Но я бездумно запихивал в себя эти закуски, вкуса которых не чувствовал.

— Бывают такие вещи, извинения за которые только ухудшают ситуацию.

Я настолько хорошо узнал Бренду за время, проведённое вместе, что, казалось, слышал её мысли тогда в последний наш немногословный разговор.

Я не мог уехать молча, поэтому написал ей. Не знаю, что она сделала: прочитала, выбросила или сожгла. Она вольна делать с моими мыслями, что захочет. Она имеет право делать со мной, что ей заблагорассудится. Уже полгода я уничтожаю себя. Ну что же, я заслужил.

Бренда

Я уже пятый раз за вечер прошла мимо комода, в ящике которого лежало письмо. Почему-то именно сегодня мой взгляд то и дело останавливался на нём. Может пришло время?

Мысленно согласившись с собой, я взялась за ручку, но помедлила, посмотрев в собственные глаза в отражении.

— Давай, Бренни, это просто буковки на бумаге.

«Бренни, ты невероятно точно определила мою суть при первой встрече. Я индюк.»

Невольно улыбнулась, услышав эти строки в своей голове его голосом.

«Возможно, я неправильно расценил твой настрой тогда, но мне показалось, что мои извинения будут тебе только противны. Но если это не так, только скажи, я на коленях приползу из Нью-Йорка, сотру ноги в кровь, наматывая круги вокруг тебя, если это что-то может исправить.»

Не заметила, как до крови искусала нижнюю губу, дочитывая эти строки. В одном он был совершенно прав — я бы не хотела его извинений ни в каком виде.

Это была лишь часть письма, но меня пугало сжавшееся сердце, которое отказывалось злиться на обладателя этого почерка. А разбивал ли он мне сердце? И вовремя ли мы с ним встретились?

Я положила бумагу обратно, надёжно спрятав под шкатулкой, решив принимать его дозированно.