Лингус - Мариана Запата

Я прижала руку к его лбу, заметив, насколько он был горячим. Измеряя ему температуру, я увидела, что он успел выпить всю шипучку, которую я оставила на тумбочке. Я ждала, когда небольшой прибор издаст звуковой сигнал. На дисплее отобразились цифры 39,2. Пятнадцать минут спустя он уже принял душ, почистил зубы и выпил «Терафлю». Тристан надел домашние штаны и майку, и спустился за мной вниз, где я заставила его съесть два ломтика тоста, пока он ворчал, что «не голоден».

— Калум мне так и не перезвонил, — сказал он с примесью усталости, и сделал глоток воды из стакана, который я поставила перед ним.

— Думаю, он все еще с Николь, — объяснила я, и он кивнул с усталой ухмылкой.

— Надеюсь, она его не сломает.

Я фыркнула и откусила тост, который сделала для себя. В конце концов, я ведь заплатила за хлеб, верно?

— После Никки его карьере может настать конец.

Тристан улыбнулся, но улыбка была не та, потому что он болен. Он поднял правую руку, чтобы дотянуться до головы, но через секунду со вздохом опустил ее в сторону.

— Ненавижу болеть.

— Понимаю. Почему бы тебе не прилечь?

— У меня нет сил, — пробормотал он.

Я подняла палец, чтобы он дал мне секунду, и побежала наверх за одеялом, простыней и подушкой. Сложив огромное одеяло втрое, я соорудила удобную постель на большом диване Heather, стоявшем в гостиной. Этот диван был шире любого обычного, которые я видела в своей жизни, но что-то подсказывало мне, что, скорее всего, мы не ходили за покупками в одни и те же места.

— Тристан! — позвала его я.

Он вышел из кухни, ссутулив плечи и напрягая все тело. Остановившись за диваном, он посмотрел на то, как я застелила его, криво улыбнувшись мне.

— Можно я положу голову на твои колени? — спросил он так мило, что я не нашла в себе силы съязвить в ответ.

— Как хочешь, — сказала я, снимая подушку с дивана и укладывая ее на свои колени.

Он быстро — что удивительно для его состояния — прошмыгнул вокруг дивана и плюхнулся на спину, положив голову на подушку, покоившуюся на моих бедрах.

— Спасибо, Кэт, — промурлыкал он, глядя на меня. — Погладишь мне голову?

Я не могла сдержать смешок.

— Серьезно?

Он кивнул, выглядя застенчивым.

— Моя мама всегда так делала.

Я закатила глаза, будто раздражена, но это было довольно мило. Я начала медленно водить левой рукой по мокрым прядям волос и провела кончиками пальцев по его голове.

— Твои родители живут в Майами? — спросила я.

Он кивнул в ответ и закрыл глаза.

— Ты отсюда? — задала я другой вопрос.

Он покачал головой.

— До четырнадцати лет я жил в Чикаго, а потом отца перевели на другую работу, — тихо объяснил он. — А ты?

Я понимала, что он, вероятно, не в восторге от идеи поговорить, поэтому я взяла разговор на себя, как и накануне вечером. Я объяснила, что моя семья жила в Гейнсвилле. Мы тихо разговаривали несколько минут, задавая друг другу вопросы о наших семьях. Я узнала, что он был единственным ребенком, как и я. И что до девяти лет у него был воображаемый друг по имени Микки. Я не стала спрашивать, почему именно Микки, мне очень хотелось рассмеяться. Вскоре он расслабился и заснул. Измученная и согретая теплом его тела, я почувствовала, что начинаю засыпать и тщетно борюсь с желанием закрыть глаза.

Меня разбудил тихий смешок; моя шея болела из-за неудобного положения, а ноги затекли. Я открыла глаза и посмотрела вниз. Две зеленых сферы с усмешкой пялились на меня.

— Что?

Он снова усмехнулся.

— Ты храпишь.

— Врешь, — фыркнула я.

— Не вру. Ты храпишь, как крошечная детская бензопила. Это так мило, — сказал он с невозмутимым лицом.

— Заткнись.

Он устало улыбнулся.

— Если когда-нибудь снимут фильм про маленькую бензопилу, ты должна его озвучить. Справишься с этим без проблем.

Снова фыркнула.

— Я подмешаю сопли в твой «Терафлю».