Игра в имитацию - Мила Гусева

Оставшись наедине с собой, Уэнсдэй наконец смогла уделять учёбе должное количество времени, всего за неделю написала пять длинных глав своего романа и даже регулярно успевала поиграть перед сном на любимой антикварной виолончели.

Но через пару недель, в пятницу вечером, она впервые поймала себя на мысли, что сидеть в четырёх стенах немного… скучновато.

Самую малость. Этого было недостаточно, чтобы наступить на горло собственной гордости и набрать заученный наизусть номер Синклер — но вполне хватило, чтобы впасть в некое подобие уныния. За прошедшее время они с бывшей подругой практически не пересекались, если не считать пары-тройки случайных столкновений в студенческом кафетерии.

В первую такую встречу Энид с вызовом задрала подбородок и молча прошла мимо, чтобы занять своё место в окружении стайки пустоголовых девиц из общежития Sigma Alpha Mu — теперь она жила вместе с ними.

От этого зрелища Уэнсдэй брезгливо скривилась и поспешила отвернуться, пока её не стошнило от омерзения прямо в тарелку с безвкусной овсянкой.

Но во второй раз блондинка нарочно замедлила шаг, глядя на бывшую соседку с выражением робкой надежды на броско накрашенном кукольном личике. И даже повела рукой в странном жесте — словно намеревалась помахать ей, но остановила себя в самый последний момент. Аддамс не ответила ни на заискивающий взгляд, ни на слабое подобие приветствия. Залпом допила остатки обжигающе горячего эспрессо, который противно кислил из-за сбитого помола, и покинула кафетерий.

Энид сделала выбор — и Уэнсдэй вовсе не намеревалась её отговаривать.

Свой собственный выбор Аддамс тоже сделала.

И хотя уязвлённое самолюбие отчаянно противилось такому решению и буквально вопило на задворках сознания, что расследование необходимо продолжить, она решительно отнесла на помойку магнитную доску с материалами дела и безжалостно стёрла с флешки всю информацию о пропавших девушках. Она была вынуждена признать, что проклятый фальшивый профессор прав — сравнять с землёй блестящее будущее в угоду собственным амбициям было бы слишком неразумно.

После той напряжённой конфронтации в доме матери Торпа они больше не разговаривали.

И даже не виделись — Уэнсдэй перевелась в группу к профессору Уимс.

Вот только клишированный принцип а-ля «с глаз долой — из мыслей вон» сработал не слишком хорошо. В те редкие минуты, когда она не нагружала себя подготовкой к семинарам или творческим процессом, Аддамс неизбежно возвращалась к воспоминаниям о Торпе.

В грудной клетке болезненно жгло от осознания, что он задел её самолюбие так сильно, как никому не удавалось прежде.

Буквально разнёс в пух и прах.

Фиаско. Туше. Шах и мат.

Но со всем присущим упрямством Уэнсдэй гнала прочь непрошеные мысли, регулярно напоминая себе об изначальной цели поступления в Гарвард. Когда у неё на руках будет диплом университета Лиги Плюща, издателям волей-неволей придётся пересмотреть своё решение о том, что её романы не подходят для публикации.

Элитарные снобы в идеально отглаженных пиджачках, сидящие в вылизанном до блеска офисе Харпер Коллинз, больше не смогут небрежно от неё отмахнуться.

Аддамс непременно заставит их считаться с её мнением — так или иначе. И потому она с удвоенным усердием взгрызалась в гранит науки, раз за разом получая высшие баллы на всех семинарах и контрольных. Теперь, когда она свернула расследование о серийном маньяке, свободного времени было предостаточно.

Так пролетел целый месяц, и совершенно незаметно наступила вторая четверть октября.

Рано утром Уэнсдэй просыпается от назойливой трели будильника — на часах всего лишь половина седьмого, но на прошлой неделе профессор Ласлоу нагрузил своих студентов необходимостью написать реферат по семиотике. Не меньше пятнадцати страниц мелким шрифтом и с узкими полями.

Чёрт бы побрал его невыносимую дотошность.