(Не) только твоя - Джас Риччи

— За что ты просишь прощения? — сдвинул брови, остановился на светофоре, и внимательно посмотрел на меня.

— Я тебя отвлекаю.

— Ты меня не отвлекаешь. Отвлекает меня то, что мне приходится догадываться, что тебя так напугало.

— Алина одна, у тебя дома. Я помню, как ты ссорился с отцом. Помню, как громко он может орать, если ему что-то не нравится.

— Он не будет орать на нашу дочь, — отрезает ледяным тоном Лев.

Но я вижу, как при этом побледнели костяшки его пальцев, когда он сжал руль так, словно хочет его в пыль раскрошить.

— Ты говоришь это, чтоб успокоить меня, но сам в это не веришь.

Загорелся зеленый и машина рывком, с визгом двинулась вперед.

— Правила дорожного движения, Лев! — рыкнула я, глядя, как он выжимает соки из своей скоростной тачки, перестраиваясь без поворотников в плотном потоке.

По крайней мере теперь, если меня все же вырвет от страха, я смогу свалить это на его ужасное вождение.

Мы прилетели к его дому в рекордные сроки. Он быстро выскочил из машины, распахнул передо мной дверь и помог мне выйти.

— Если тебя лишат прав после этого, будут правы. Это было ужасно, — вываливаю без стеснения свои мысли ему в лицо.

Он не отвечает. По тому, как сильно сжимает мой локоть, понимаю, что он напряжен до предела.

— Нет повода для паники, — говорит мне, хотя кажется, что больше себе, чем мне. — Он никогда сюда не приезжает. Он ненавидит этот дом и Ветра. Считает, что я не должен был ни заводить собаку, ни съезжать.

Ветер бросается к нам навстречу сразу, как только мы показались из-за калитки. Бежит, сломя голову, от выхода на кухню, и тревожно лает.

Я напрягаюсь сразу, понимая, что все эти нарушния ПДД были напрасны. Опоздали. Собака находится в той же степени напряжения, что и мы. И Лев ругается сквозь зубы.

Станислава Константиновича мы находим сразу же на кухне. Ветер обнажает клыки и угрожающе рычит, а я стремительно бледнею, забывая как дышать, когда вижу сидящую у него на руках Алину.

— Что ты здесь делаешь? — спрашивает Лев у отца грубо, тоже вдруг занимая оборонительную позицию, заслоняя меня собой.

— Знакомлюсь с внучкой.

От одного звука его голоса по моей коже идут мурашки. Я чувствую дрожь и слабость в ногах, а Ветер начинает лаять еще громче, считывая мое состояние. Понимая, что перед ним угроза. Угроза для меня и для Алины.

Алина же совершенно не выглядит напуганной. Она жует какую-то странную булочку и болтает ножками, явно не чувствуя исходящей от этого страшного человека опасности.

— Ты не должен приезжать ко мне без спроса, — продолжает Лев агрессивно, и только тогда дочь перестает жевать, хмурит свои маленькие бровки и недоуменно смотрит на любимого папочку.

— Лев, не рычи, — сказала я негромко, найдя в себе силы открыть рот.

И зря. Тут же обратила на себя внимание того, кого меньше всего хотела.

— Что за очаровательное создание вы с псом от меня прячете, сын? — спрашивает Арский настолько, насколько возможно елейным голосом, поднимаясь на ноги с Алиной на руках.

Я пытаюсь собрать волю в кулак и взять себя в руки. Я не молодая девочка, которую легко запугать. Я мать, у него моя дочь, я должна думать только об этом. Не время для обмороков, Вета, вот не сейчас.

— Это моя мамочка, — довольно пояснила деду Алина.

Арский сделал шаг вперед, Ветер зарычал сильнее и залаял громче.

Аля снова нахмурила свои очаровательные бровки, пугаясь агрессии защищавшего меня пса.

— Сидеть, — бросила с все так же негромко. Сначала подумала, что пес за своим лаем даже не услышит, но он услышал, послушно исполнил команду и сел. Взгляд собаки все еще был направлен на Арского, и пёсель все еще был напряжен, но покорно замолчал.

— Какая поразительная лояльность, — хмыкнул негромко старший Арский. И перестал церемониться.

Подошел к нам, вручил Алину Льву.