Беспринципный - Белла Корте

— Я понимаю. — С моей стороны было глупо даже поднимать эту тему. Да, так и было. Я позволила эмоциям взять верх, но на самом деле я хотела, чтобы он был счастлив. Смерть его деда только доказала, что у нас есть только здесь и сейчас - одна жизнь. — Береги себя, Капо, — прошептала я, прежде чем уйти. Если не считать денег, я никогда не просила многого, но в тот момент я требовала ясности в этом, в любви, как требовала его уважения.

— Тебе не нужно разрешение, чтобы называть меня Амадео, — сказал Капо, и я остановилась, повернувшись к нему спиной. — Нонно дал мне это имя. Он хотел, чтобы это было мое имя с самого рождения. Вот почему моя семья зовет меня Амадео. Это твое право - называть меня как хочешь. Но я никогда не позволю другому человеку называть меня Капо или мужем. Это только твоя привилегия. Ты дала мне это имя, Марипоса, также как и я дал имя тебе. Остальные... — он вздохнул. — Не имеют значения. Имена - это просто имена. Метки, которые только лежат на поверхности.

Должно быть, он почувствовал мое колебание, потому что откашлялся.

— Джиджи - дочь Стеллы. Моя двоюродная сестра, так что ты намекаешь на инцест. Но никогда не поднималось в беседах, кем она приходится мне, и, честно говоря, мне нравилось, что ты ревнуешь, когда думаешь, что она была кем-то значимым для меня.

Вместо того чтобы произнести что-то похожее на извинение, я спросила:

— Тебе это нравилось?

— Ты реагировала очень мило.

Мило. Я ненавидела это слово. Щенки милые. Дети такие милые. Даже крошечные овощи милые. Но взрослая женщина не должна быть милой. Она должна быть...

— У тебя голова идет кругом. — Затем он опустил голову, прислонившись лбом к сложенным ладоням.

Я на цыпочках вернулась к скамье и снова села рядом с Капо. Я медленно подняла руку и положила ему на спину. Его мышцы были напряжены, почти одеревенели, но от моего прикосновения он, казалось, немного расслабился.

А что насчет меня? Я старалась не ерзать. Мысль о том, что мне придется познать его настолько глубоко, заставляла меня волноваться. Убеждения и вера были личными. Это были две из немногих вещей в этой жизни, которые мы действительно должны были сохранить, и кроме любви и наших грехов, что еще можно было взять, когда мы умирали?

Капо пришел в церковь не просто так. Мне нужно исчезнуть, чтобы меня увидели.

Внезапно вес вещи в кармане напомнил о себе. «Поиграй со мной», - казалось, шептала она, но прямо мне в ухо. Я вытащила мамины четки, растирая прохладные бусинки между пальцами.

Впервые он посмотрел на меня, на то, что я делаю. Луч света прошел прямо сквозь витраж и ударил ему в глаза. Капо стал мозаикой - стеклом, сдерживающим прилив. Я посмотрела на его горло. Кто-то пытался пробить его защиту. Кто бы это ни был, он разбил его вдребезги, чтобы он снова собрал себя по кусочкам. Твердые, металлические линии, которые держат стекло целым, были так очевидны на его лице, если у кого-то доставало смелости увидеть.

Мне нужно исчезнуть, чтобы меня увидели.

Ti vedo.

Я тебя вижу.

Я вижу прямо сквозь прекрасное голубое разбитое стекло. Я вижу жесткие линии, которые служат связующей нитью. У меня хватает смелости откинуть образ охотника, чтобы заглянуть в глаза человека, глаза, которые делают человека с бьющимся в его груди сердцем цельным.

Я вижу тебя, мой муж. Я вижу тебя, мой Капо. Я вижу тебя, сердце мое. Я вижу тебя, мое все.

Я держала четки в одной руке, а другой дотронулась до его щеки.

— Приятно иметь друга, который... не возражает против тишины, какой бы громкой она ни была. — Мой голос был таким же мягким, как и прикосновение.

— Как хорошо, что ты здесь, Марипоса, — его голос был хриплым. — La mia piccola farfalla. Моя маленькая бабочка.

Потом мы больше ничего не сказали друг другу, погруженные в пучину его молчаливого горя, которое почему-то казалось таким громким в моем сердце.

20