Беспринципный - Белла Корте

Свет ударил ему в глаза, и я подумала об океане, о глубинах, которые хотела бы исследовать. Нельзя было отрицать, что за пределами света было что-то темное, но каким-то странным образом я хотела исследовать и эти темные глубины. Хотела знать, что то, что я сделала из страха, из отчаяния, не было настолько плохо, как я чувствовала - хотела бы не кричать, когда политическая задница коснулся меня в первый раз. Хотела знать, что у других людей тоже есть секреты, которые трудно раскрыть. Просто надеялась, что я не единственная в истории, кто променял бы свой рассказ на шанс выжить.

— Нет, — я слегка усмехнулась. — Тогда ты не был моим официальным капо.

Он улыбнулся в ответ. Затем потянулся к моей сумке. Когда я вздрогнула и схватила ее, Капо не спеша вырвал сумку из моих рук. Он открыл ее и достал новые тенниски, как будто знал, что я их упаковала. Что я и сделала. Он медленно потянулся за одним из потертых пластиковых шлепанцев.

Я хотела отодвинуться, но Капо крепко удерживал меня.

— Они такие грязные, — прошептала я.

— Я касался настоящей грязи, и она касалась меня.

Я позволила Капо взять мои ноги, наблюдая, как он меняет мои старые шлепанцы на новые тенниски. Они сели идеально. У меня не было пары обуви, которая бы принадлежала исключительно мне, с тех пор как мне исполнилось десять.

— Твоя сумка, — сказал он. — Она принадлежала твоей матери.

Мне потребовалась секунда.

— Моей матери? Ты имеешь в виду Джослин?

— Нет, — сказал он. — Джослин Флорес была той женщиной, которая приняла тебя и любила как родную. «Черт бы меня побрал», так говаривал старик Джанелли, ее отец, когда его раздражали насекомые в саду, поедающие его урожай. Сицилийцы любят свои сады.

— Ты знал мою... Джослин? Папашу? Папаша был отцом Джослин, моим приемным дедушкой. Я не была знакома с мужем Джослин, Хулио Флоресом. Он умер еще до того, как меня удочерили, но мне дали его фамилию.

Он кивнул.

— Я хорошо их знал.

— Папаша умер первым, — сказала я, желая рассказать ему. — Джослин умерла через год.

— Сердечный приступ, — сказал Капо. — Рак.

— Верно, — только и могла ответить я. Их дом был единственным стабильным местом, который я когда-либо знала.

— Ты все равно вернешься на Стейтен-Айленд, чтобы еще раз осмотреть дом.

— Правда.

— Я дал им достаточно денег, чтобы они могли позаботиться о тебе.

— Ты... что?

— Что случилось с домом, Марипоса?

Я встала, стараясь держаться на некотором расстоянии.

— Она была так больна. Мы использовали его для того, чтобы покрыть расходы на ее лечение. Потом они забрали дом. Денег не осталось. Некому было обо мне позаботиться. — Я прикусила губу. — Откуда тебе все это известно?

Капо все еще стоял на одном колене, грязные шлепанцы болтались у него меж пальцев.

— Я знал твоих родителей, твоих биологических родителей, Коррадо и Марию. Тебя звали Мариетта Палермо.

— Мариетта Палермо, — я попробовала это имя на вкус. Оно казалось чужим. Неправильным. — Мне было пять лет, когда... ты ведь имел какое-то отношение к тому, что я осталась жить с ними, не так ли?

— Ага. Я привез тебя, чтобы ты жила с ними. Я сменил твое имя.

— Марипоса, — произнес он испанское имя с итальянским акцентом. — Я буду звать тебя Марипоса. Бабочка.

Этот ублюдок дал мне это имя.

— Почему? — Я сжала руки в кулаки.

— Мариетта означает «море горечи» или что-то в этом роде. Я хотел, чтобы у тебя было что-то получше, что давало надежду. Я хотел, чтобы ты стала той, кого любишь больше всего. Бабочкой. Ты заслужила этот шанс. Оба имени начинались с Мари, как тебя называла твоя мать. Я хотел, чтобы ты сохранила и эту часть в память о ней. И знал, что так тебе будет легче. Будучи маленьким ребенком, ты всегда могла сказать окружающим тебя людям, что тебя зовут Мари. Это была не такая уж большая проблема.