Пару дней на седативных и снотворных. Каждый раз приходя в себя, она бьётся, как птичка в клетке. Три раза попадал на этот ужас, и после каждого хотелось вернуться в особняк Самсонова и пустить ему пулю в лоб.

Останавливало лишь обещание данное отцом.

На часах семь вечера. Я приехал в четыре, как всегда взял еду для Ады из столовки, но она не проснулась. Домашнюю запретили, хотя мама порывалась приготовить бульончик. Врач говорит у неё ушиб желудка и почки опустились. Тяжёлая еда может причинить непоправимый вред.

Быстро отписываюсь парням, что у нас всё хорошо. Ну как хорошо, могло бы быть и лучше, конечно, но и на этом спасибо. Жива и Слава Богу. Остальное поправим, вылечим.

Много времени проводить у её кровати не позволяю себе. И так ввязался не пойми зачем. Нет, я не считаю это ошибкой, просто до этого момента не замечал за собой каких-то волонтёрских качеств. Всегда есть выгода, в любой помощи или сделке. А тут…ну что с неё взять? Наоборот, ей ещё давать и давать.

Съезжаю задницей в кресле и откидываю голову на спинку. Устал, жесть.

Днем гоняю по вопросам фирмы, параллельно доставая отца с выполнением обещания, а вечером сижу с девушкой.

Для чего? Сам себе говорю, что когда она придет в себя должно быть хоть одно знакомое лицо. А чем моё хуже?

Красавчик же! Вон какие круги фиольные под глазами, да и борода козлячья, просто класс.

Тру лицо со злостью. Выдохся что ли? Нужен рестарт, потому что я не успокоюсь пока не упеку эту мразоту в тюрьму. Самсонову не место среди людей.

— Ты здесь живёшь? — сердце на миг замирает, и тут же летит галопом.

В дверях стоит отец. Прикладываю палец к губам и киваю на выход. Ада не проснётся, но вдруг всё же такое чудо случиться, и я не хочу, чтобы она слышала наш разговор.

— Нет, приехал недавно. Ты зачем здесь? — считываю позу и взгляд, выравниваюсь неосознанно, как всегда делал в детстве.

Сейчас передо мной не отец, а генеральный директор холдинга. Пытается подавить, подчинить своей энергетикой, вот только я уже вырос с того возраста, когда это прокатывало. Вполне самостоятельная единица в жизни, а не его раб.

— Я хотел сказать, то что обещал, сделал. Последствия будут. Самсонов не последний человек в политических кругах и почти первый в нелегальных…

— Бандитских, — поправляю предка.

— Не умничай, — выдыхает устало. Его тоже тяготит сама ситуация, но и слово поперек сказать не может. Знает же, я не отступлюсь. — Завтра твою спящую красавицу разбудят, если сама не встанет. Приедет полиция. Это свои люди. Зададут вопросы. Соберем материал.

— Дадим огласку. От прессы не отвертеться даже ему.

— Хм…хороший ход, только подумай, готов ты ради быстрой победы пожертвовать спокойствием твоей Ады?

Хороший вопрос. Но я подвисаю не только на нём, меня цепляет сама формулировка предложения. «Твоей Ады»…

Не моей. Или моей, чего уж там…Просто не в том плане, не в личном так сказать. Ей больше бы подошло моей занозе, проблеме, моей ненормальной и так далее. Я могу продолжать бесконечно.

Осматриваю худенькое тельце на кровати, в который раз за эти дни. Копна пшеничного цвета спиралек, раскидана по плоской подушке. Лицо…таких даже цветов в природе не существует, чтобы описать. Единственное слово, которое приблизительно охарактеризует то, что я вижу — это слово пиздец.

Тонкие ручки с фарфоровой кожей безвольно лежат вдоль хрупкого туловища. Сейчас она выглядит в сто раз хуже, чем в день нашего знакомства. Убить тварь Самсонова мало, у него стоит забрать всё и наказать по всей строгости закона.

Откладываю телефон и прикрываю глаза. Отец ушёл сразу, по сути заходил просто меня проверить.

Тихий стон заставляет открыть глаза. Мутный, дезориентированный взгляд спустя пару секунд наполняется болью.

— Тише, Кучеряшка, не шевелись, — перехватываю ладошку и укладываю обратно. — Хочешь пить?

— Да, — выдыхает стоном.