Мое роковое влечение - Хелен Кир

Пока Булат бинтует, в голове ворочаются подозрения. Кто мог так слить? И думаю, я только об одном человеке. Слишком много показывает на него. Совпадение?

— Хватит. Намотал, как пеленку, — отползаю от Лекса.

Он недовольно косится, но молчит. Пополировав пространство перед собой невидящим взглядом, сплевывает сукровицу. Качнув головой, заряжает.

— Нику звал. Постоянно.

Гул в голове нарастает.

Что такое физическая боль? Ничто! Это просто детский лепет в сравнении с душевной болью. Под воздействием лекарств могу сейчас относительно ясно мыслить, поэтому принимаю когти в сердце. Слепой нерводробительной ревностью загоняю их глубже. Позволяю выдирать куски плоти и растирать в мерзких лапах.

Блядство!

Он с ней там. Он рядом! И воспользуется этим обязательно.

Внутри растет дикий зверь, который сотрясает кости и кожу. Выворачивает суставы и рвет сухожилия. Меня тошнит от того, что Ника может поддаться Киру. Этим керосиновым чувством сейчас смогу весь мир спалить.

— Бывает, — все, что могу прохрипеть севшим голосом.

— Ну да, — косится Лекс. — Что будешь делать?

Укладываю удобнее голову и пялю в небо. Ответить что? Я сам не знаю. Пока белый лист. Знаю одно — будет моя Ника. И детей от меня родит. И жить со мной станет.

— Запрягать и бегать, — бездумно выталкиваю и замолкаю.

— Кир?

— Поебать на него.

— Понял. Ты только как подлатаешься, сразу не кидайся в жерло. Кир тоже не пальцем деланый. Ты помни, что он достойный соперник.

— Закроем тему, Лекс.

— Ясен красен. Я так просто предупредил. Что-то вертуха задерживается, — щелкает по часам.

Прикрываю глаза. Звал ее, да… Это против воли вышло. Не смог контролировать. В тот момент, когда в спину ударило и потемнело в глазах, понял, что все — пиздец подкрался незаметно. Закрутило так, что еле через черноту прорвался.

Пока Лекс отстреливался, пытался удерживать сознание. Самое страшное, что помочь без вариантов. Как в яму летел, изредка выбрасывало к краям, где глотал спасительный воздух и потом тут же проваливался обратно.

Помню, как в детдоме старшаки сбросили в глубину. Нас тогда на речку вывезли воспитатели. Страшно было, но жить хотелось сильнее. Барахтаться в десять лет, не чувствуя под собой опоры, было адски жутко. И когда почти выбился из сил, самый старший, суровый пацан Левик выдернул меня и тряхнув за плечи сказал: «Обоссался, Макс? Это ничего. Это нормально. Главное, что боролся. Нам без этого никак. Не выживем. Молодец, пацан. Уважаю».

Сегодня глубина почти затянула. Тело жгло и палило, было ясное ощущение разрыва всех мышц. Выкручивало и вырывало до отключки. В последний момент, когда при яркой вспышке понял, что из следующей могу не выбраться перед глазами возникла Ника. Босая, с распущенными волосами. В белом-белом сарафане до пяток. Она бежала ко мне и не могла приблизиться ни на метр. Кричала мое имя так громко. Мольбой вернуться к ней мне сердце вырывала. И я смог. Смог очухаться и понять, что вернусь. Я выживу. Любой ценой, любыми путями. Выживу и вернусь.

— Прилетят, — морщусь от подступающей боли. — Лекс, — зову Булата. — Что-то тихо. Не преследуют.

— Ну типа того, — не отрывается от оптики. Сканирует местность, но походу там пусто. Странно, но не особо удивительно. — Базу разгребают. Не до нас. Да и далеко мы. Первый, первый, я третий, как слышно? — рация трещит в ответ.

Нам сообщают, что еще минут пятнадцать и помощь прибудет. Повторно доложив обстановку, Булат отключается и устало прикрывает глаза.

— Лекс, давай я посмотрю. Поверни чуть выше меня. Вроде рука шевелится, оптику удержу.

— Сиди, — зыркает он белками с красными прожилками. — Справлюсь. Пить не дам. Не проси.

— У меня не кишки разворочало, — пытаюсь улыбнуться, но губы еле разъезжаются.