Девять дней - Хулина Фальк

Но что ещё более выгодно, слезы в нём почти незаметны.

Я стою посреди парковки, подняв голову к небу, которое плачет по мне.

Может быть, именно поэтому я нахожу дождь освобождающим? Похоже, что небо плачет. Если небо может плакать и выплёскивать своё разочарование, то и я могу.

На мгновение небо может показаться таким унылым, таким печальным, а потом, следующее, что вы осознаете, — солнце сияет во всей своей красе. Всё радостно, солнечно и так ярко. Но даже у неба бывают моменты печали и гнева.

Я игнорирую каждого из парней, когда они проходят мимо меня, неся довольно тяжёлые тыквы к машинам, на которых мы приехали сюда.

Я чувствую на себе их взгляды, но не обращаю на них внимания. Потому что важно то, что небо расстроено и плачет. И хотя сейчас у меня нет особой причины расстраиваться, и я ни на мгновение не испытываю никакой грусти, я все равно хочу почувствовать холодные капли на своей коже, насладиться ими.

Включаются фары машин, но я и их игнорирую. Я просто хочу постоять здесь минутку, позволяя дождю капать мне на грудь, открывая моё сердце.

— Я не видел, как она это делает уже много лет, — слышу я голос Аарона. Он наблюдает за мной, вероятно, с той же мягкой улыбкой, которую он дарил мне, когда мы были детьми и я останавливалась, чтобы посмотреть на дождь.

— Она делала это раньше? — кажется это спросил Зак.

Ответа нет, так что я предполагаю, что Аарон кивает в ответ. Но секунду спустя я чувствую чьё-то присутствие прямо рядом со мной. Сначала я предполагаю, что это Колин, потому что он всегда рядом со мной, но это не так.

Это Грей.

— В этом есть что-то хорошее? — спрашивает он тихим и спокойным голосом.

— Это самое лучшее чувство в мире. — Я не смотрю на него, но знаю, что он копирует мою позу. Его руки простёрты к небу, когда он смотрит вверх.

Когда я чувствую рядом с собой чьё-то присутствие, я уверена, что это Колин. Поэтому, когда я смотрю на него и вижу, что он стоит и делает то же самое, что и мы с Греем, то я не могу удержаться от улыбки.

Не уверена, должна ли я радоваться или злиться, когда Колин переплетает наши руки и притягивает меня к себе, пока моя спина не прижимается к его груди.

— Лили, — шепчет он, почти задыхаясь. Я всё ещё чувствую себя странно, когда он произносит моё имя, хотя технически это всё ещё прозвище.

Он поворачивает меня лицом к себе. Мои руки почти мгновенно находят его плечи.

— Скажи мне, что ты сказал мне, когда я спала, — требую я, не заботясь о том, что Грей все ещё рядом с нами. Хотя Колину, похоже, не всё равно. Он смотрит на Грея, который кивает и направляется к другим парням. К тем, которые ждут в машинах, потому что льёт как из ведра.

Колин знает, о чём я говорю. И, судя по ужасу в его глазах, я предполагаю, что он думает, что я слышала его разговор. Жаль, что я этого не слышала.

— Я этого не слышала, но Аарон слышал.

— Он сказал мне, — он вздыхает с облегчением.

— Скажи мне, что ты сказал. — Он качает головой, закрывая глаза, как будто отгоняет свои собственные мысли, свои собственные слова.

— Лилибаг, ты этого не поймёшь.

— Всё равно скажи мне, я хочу знать.

— Eres el amor de mi vida, mi sol. (Прим. пер.: Ты любовь всей моей жизни, моё солнце).

И теперь я всегда буду гадать, что он сказал. Бьюсь об заклад, он не даст мне перевода, потому что для него и так сказать это мне в лицо — на языке, которого я даже не понимаю, — было сложно.

— Siempre te amaré (Прим. пер.: Всегда буду любить тебя).

О, ладно, очевидно, это ещё не все.

Я не совсем уверена, должно ли это заставлять меня нервничать.

— Что это значит? — спросила я. Я ловлю себя на том, что спрашиваю, прислоняясь своим лбом к его, когда он наклоняется достаточно низко, чтобы я могла дотянуться до него.

— Не могу тебе сказать. По крайней мере, пока.

ГЛАВА 30