Художник моего тела - Пэппер Винтерс

Гил разжал и сомкнул руки. Его взгляд упал на лежащую на земле фотографию. На мгновение он кивнул, как будто соглашаясь. Соглашаясь, что мое исчезновение — это единственное что можно сделать. Что он выбрал меня, невзирая на последствия.

Но затем Гил закрыл лицо руками и закричал. Он ревел от беспомощности. Ревел в своей ловушке, из которой не мог выбраться.

И он выбрал не меня.

Он выбрал альтернативу.

Гил смирился с тем, что моей жизни конец, даже когда я изо всех сил пыталась убедить его в обратном.

Он сделал шаг ко мне, вскинул голову, и на его лице отразилось отчаяние.

— Я не могу позволить тебе это сделать.

Я попятилась, мое сердце сжалось от ужаса.

— Гил… дай мне уйти.

— Если бы я мог. — Он преследовал меня. Охотился на меня. Полный скорби и побежденный. Твёрдый в своем решении и подавленный. — Мне так жаль, О. Так, так чертовски жаль.

— Почему ты извиняешься? Что ты натворил?

Гил подавился словами, слишком ужасными, чтобы их произнести. Он проглотил их вместе с какими быто ни было намеками на парня, который защищал меня во времена нашей юности. — Мне нужно, чтобы ты сейчас зашла внутрь.

— Я никуда с тобой не пойду.

Он изобразил полуулыбку, источавшую гибель.

— У тебя нет выбора. Больше нет.

— У меня всегда есть выбор.

Его голос понизился до шепота. До шепота, который был хуже любого крика и проклятия.

— У тебя был выбор, когда жизнь лишила тебя танцев? Был выбор, когда в школе я тебя бросил?

— Ты не можешь это изменить. В этом у меня есть выбор.

— Ошибаешься. — Гил поднял руку и коснулся моей щеки.

Я вздрогнула от его прикосновения, но он продолжал преследовать меня, пока его ледяные пальцы не впились в мою плоть. Он держал меня нежно, но крепко. Ласка любовника сквозь туго обвивающие меня цепи.

— Когда ты снова меня нашла, я потерял все. Я думал, что все потерял, когда бросил тебя в старшей школе, но эта боль ничто, ничто по сравнению с теперешней мучительной агонией. — Его пальцы впились мне в щеку, ища прощения, отпущения грехов. — Я хотел тебя, но не должен был быть таким слабым. Я был эгоистом. Таким чертовым эгоистом, что удерживал тебя. Это все моя вина, О. Я беру всю вину на себя. Я никогда, никогда себя не прощу.

— Не за что прощать. Пока не за что.

Я посмотрела в сторону улицы в надежде, что кого-нибудь появится и исправит это. Заменит эту ужасающую, разбитую версию Гилберта Кларка на знакомую мне защищающую и любящую.

Но никто не появился.

Мы были одни.

— Я сделал очень много того, чего нельзя простить. — Взгляд Гила вспыхнул ненавистью к себе. — В том числе позволил тебе вернуться в мою жизнь. В тот момент, когда ты появилась, я должен был тебя прогнать. Должен был причинить тебе боль, если бы это означало, что ты никогда не вернешься.

— Ты не смог бы удержать меня на расстоянии. Я не могу уйти, когда ты…

— Я говорил тебе, что твоя доброта тебя погубит, — прервал меня Гил, его голос был странным и хриплым, полным страдания. — Я всегда ставил тебя выше всех. Я бы сделал для тебя все, О, был бы кем угодно, боролся бы со всем…но в этом ты не можешь быть первой.

— Я никогда не просила быть первой.

— Нет, конечно, ты не просила, — вспыхнул он. — Ты никогда не ожидала, что кто-то будет любить тебя больше всего на свете. Тебе бы даже в голову не пришло, что ты можешь быть настолько дорогой, настолько желанной… особенно после таких родителей, которые относились к тебе так, словно ты была помехой.

— Гил… — Мое сердце заколотилось о ребра. — Прекрати.

— Ты не просила быть первой, но ты была. Я ставил тебя на первое место. Я не хотел, чтобы тебе причинили боль. Я делал все, что мог, чтобы люди не отняли у тебя желаемое, потому что ты заслуживала, чтобы за тебя боролись. Чтобы о тебе заботились так же, как ты заботилась об остальных.

На глаза навернулись слезы.