Желая избавиться от предательской слабости и шума в голове, она кое-как развязала шнуровку и выскочила на улицу. Свирепый порыв ветра чуть не сбил ее с ног, заставив согнуться едва не до земли, на плечи хлынули потоки ледяной воды, тут же выморозив остатки тепла. Хватая ртом воздух, Инира побрела вперед, оскальзываясь в грязи и не видя ничего дальше полуметра. От ураганных порывов ее мотало то в одну сторону, то в другую. Уже через минуту она пожалела, что не осталась в каюле, но окончательно потеряла ориентацию среди потоков серого: небо падало на землю с неотвратимостью кары Проклятого. В какой-то момент она уперлась руками во что-то твердое, ледяное, но даже не сразу это поняла, ухватилась бессознательно, распластавшись на единственной опоре. Чудилось, что ее вот-вот смоет в пропасть вместе с потоками грязи.

Поэтому, когда на нее налетел кто-то еще, Инира только трепыхнулась, показывая, что все еще жива.

— Ескимен адамни акилсиз балажи! — непонятно прокричал ей в самое ухо Биринши. Впрочем, по тону она догадалась, что лестного в его словах было мало. С него потоками лила вода: нижняя рубаха и портки облепили побледневшее до светлого кирпича тело, коса расплелась и волосы облепили голову, делая лицо еще больше похожим на череп. Перехватив за плечи, он прижал трясущуюся Иниру к себе и, продолжая беспрестанно ругаться, начал подталкивать ее куда-то вбок. Она еле передвигала ноги, шевелиться не хотелось, особенно когда можно было прижаться в горячему, как печка, мужчине. Его грубые слова сливались с ревом ветра, окончательно теряя смысл и все смешалось в клубок из воды, грязи, раскатов грома и ледяного ветра, когда вдруг твердь под руками кончилась и она ввалилась в темноту, тут же обо что-то запнувшись.

— Жы айел! — выплюнул Биринши, поднимая ее за воротник. — Стой здесь!

Вряд ли она смогла бы пошевелиться, даже если бы захотела. Инире казалось, что она сейчас превратится в ледышку. Ее уже не трясло — конечности попросту онемели от холода, она только вздрагивала, когда вода с длинных волос капала на ноги. В неровном проеме за плечами завывал ветер, а впереди была абсолютная темнота — они наткнулись на пещеру. Скорее всего Биринши и вел ее сюда, потому что вскоре в глубине чиркнуло красным и постепенно в каменном углублении на полу разгорелся огонь. Инира шагнула ближе, стремясь к теплу и разглядывая пещеру. Здесь хранились запасы муки в высоких бочках вдоль стен, связанное в тюки сено и высокая кладка сосновых, сочащихся смолой дров, которая терялась в темноте — пещера больше напоминала коридор, изгибаясь и уходя дальше вглубь горы. Биринши развел костер сразу перед поворотом, на единственном свободном пятачке земли, не заставленном различными припасами и снастями. Порывшись в охапке сваленных шкур, бросил одну на пол, а одну — Инире, сурово сдвинув брови:

— Снимай.

Она без возражений избавилась от мокрой одежды под прикрытием медвежьей, тяжелой шкуры и завернулась в нее, как в кокон, снова начиная дрожать.

Мужчина тем временем набросил на плечи еще одну шкуру. В темноте, разгоняемой только пляшущими языками пламени, то и дело едва не задуваемыми сквозняком, он казался еще больше похожим на огромного зверя. Вокруг них натекло немало воды, она и сейчас продолжала стекать с волос, и с шипением испарялась, падая на раскаленный камень.

— Спасибо, — когда огонь разгоревшегося костра согрел ее онемевший язык, сказала Инира, тут же поймав на себе мрачный взгляд воина.

— Зря ушла, — осуждающе высказался он. И, не дождавшись от нее никаких извинений, добавил: — Я бы не стал… Силой. Обидеть хозяйку земли — нельзя. Ее дети — великие.