Доверься мне - Бекка Мак

— Я знаю это, но иногда трудно не думать так. Особенно в тот день, — единственный человек, который когда-либо винил меня в смерти отца, — это я сам. Это тяжелый груз, который нужно нести на своих плечах, даже если я не тот, кто решил сесть за руль после того, как пил всю ночь напролет. Черт возьми, я видел боль и сомнение в глазах моей сестры, которая задавалась вопросом, был бы наш отец все еще здесь, смог бы он однажды повести ее к алтарю, если бы не я и моя игра в хоккей.

— Была полночь, когда тело моей мамы окончательно отказалось функционировать. Я отнес ее в кровать и сидел с сестрой, пока она плакала во сне. А потом я… я вышел. Один. Я не хотел нести ответственность за них, ведь я не знал, как позаботиться даже о себе. Хэнк оказался там. Отпускал долбаные шутки про слепых. Я пытался не обращать на него внимания, но он продолжал бросать в меня скорлупу от арахиса каждый раз, когда я начинал дремать, — я взволнованно провел рукой по волосам. — Я был просто…

— Раздавлен, — шепчет Оливия.

— Да, — мой голос ломается, когда я крепче обнимаю ее. — Просто человек с разбитым сердцем. Я не думал, что он догадывается, кто я такой. Он не мог видеть, в конце концов. А потом я принял самое глупое решение в своей жизни. Я встал и схватил ключи от машины.

Оливия нервно вдыхает, и я замечаю, как по ее щеке ползет слеза. Она быстро смахивает ее.

— Хэнк резко ударил своей тростью по моему колену, а потом ударил ее концом в мой живот. Я точно помню, что он сказал мне потом.

Я вспоминаю момент, тот, который спас жизнь мне, и, возможно, многим другим. Я помню, как эти светло-голубые глаза смотрели на меня. Это была ярость, которую я видел в Хэнке только однажды, когда он соскользнул с табурета, его руки медленно двигались по моей груди, пока он не нашел горловину моей рубашки и не схватил ее.

— Я знаю, что вы не собираетесь садиться за руль, мистер Беккет, — сказал он. — Вы слишком много выпили и слишком много потеряете. Здесь есть люди, которые зависят от вас. Не принимайте глупого решения, о котором вы будете жалеть всю оставшуюся жизнь, если вообще доживете до этого. Не принимайте это решение лишь потому, что вам сейчас больно.

Тихие слезы текут по лицу Оливии, когда она поворачивается ко мне, пальцы впиваются в мою челюсть, и она оставляет самый нежный поцелуй на моих губах.

— Хэнк даже не пьет. В тот день была седьмая годовщина смерти Ирландии. Он сидел там в полночь и пил стакан шоколадного молока, потому что во время послеобеденного сна ему приснилась его умершая жена, и сказала, что кому-то понадобится его помощь. Он сидел там с шести часов вечера и ждал. Сказал, что понял, что ждет именно меня, как только я опустился на барный стул рядом с ним. Я знаю, это звучит безумно.

Оливия фыркает и икает у меня на груди. Я притягиваю ее лицо к своему и улыбаюсь тому, как она пытается смахнуть слезы.

— Прости, что плачу, — получается довольно плаксиво, так что я не думаю, что она сможет успокоиться в ближайшее время. И ведь эта та же самая девушка, которая не так давно захлопнула дверь перед моим носом и сказала, чтобы я шел в жопу. Удивительно. Она, конечно, отлично притворяется, что справляется с чувствами. Оливия обхватывает меня руками и зарывается лицом в мою шею, а я глажу ладонью ее волосы. — Это не безумие, и я так благодарна Хэнку, Ирландии и тебе.

— Мне?

Она кивает.

— За то, что позволил мне увидеть настоящего Картера Беккета. За то, что ты из тех мужчин, которые заботливо относят свою маму в кровать. За то, что один из твоих лучших друзей — это восьмидесятилетний мужчина, который любит пошлые книги. Я благодарна тебе за то, что нахожусь здесь с тобой.