Твоя родословная - Кей Кин

— Могу я тебе кое-что дать? — шепчет он, не реагируя на мои возражения. Пошел он нахуй. Я хочу, чтобы он кричал, может быть, немного сошел с ума, но вместо этого он шепчет.

Что могло заставить его так замолчать? Обычно он такой же вспыльчивый, как и я.

Его голова опущена, подбородок прижат к груди, но он поднимает свои глаза цвета океана, чтобы посмотреть на меня, когда замечает мое молчание, ожидая ответа. Я снова перевариваю сказанные им шепотом слова.

— Я не хочу, чтобы ты мне что-нибудь давал, Роман. — выражение поражения на его лице усиливается.

— Ты захочешь этого, я просто не хочу давать тебе это, если ты не готова.

Должно быть, это что-то связанное с моим прошлым, о котором он знал, но ничего не сказал. Когда его нет рядом, я скучаю по нему и почти могу забыть всю эту чушь. Затем, в ту секунду, когда я вижу вину в его глазах, я хочу заставить его страдать.

Часть меня хочет сказать ему, чтобы он засунул это себе в задницу, но самая маленькая часть меня заинтригована тем, что я узнаю кое-что из того времени. Тогда, в Нью-Йорке, я пообещала себе, что заставлю себя вспомнить и выучить то, что мой разум заставил меня забыть.

Я продолжаю вглядываться в его лицо, и легкая искорка надежды в его глазах заставляет меня подсознательно кивнуть, мое сердце учащенно бьется в груди. Теперь уже слишком поздно брать свои слова обратно, и я не думаю, что хочу этого, особенно когда его глаза загораются облегчением.

— Я просто хочу сначала объяснить тебе, почему она у меня, потому что она не моя. Я не буду объяснять, что это или что-то еще, просто почему.

Я не хочу слышать ничего из того дерьма, которое, вероятно, выйдет из его уст, но моя душа хочет, чтобы это было, больше, чем я хочу послать его нахуй.

— Тогда продолжай.

— Не здесь, а когда мы вернемся к "Тузам", — говорит он, нервно проводя руками по штанам.

— Оно сейчас при тебе? — спрашиваю я, хмурясь на него за то, что он пытается затянуть это, и он едва заметно кивает мне в ответ. — Тогда ты можешь отдать это мне здесь. У меня планы на вечер, и я не могу тратить на это время.

Я не хочу быть жестокой, просто мне тоже наплевать на его чувства. Должно быть, он может сказать, что не переубедит меня, потому что вздыхает, прежде чем полностью повернуться ко мне лицом.

— Итак, когда умер твой отец, всех заставили поверить, что ты тоже умерла. Наши семьи были безумно связаны, практически одна большая счастливая семья, они делили летние дома и держали вещи друг у друга дома. — он прочищает горло, нервы берут верх, и продолжает. — Я помню, что мне пришлось поехать в наш летний дом, чтобы помочь все это убрать. Я думаю, что после всего случившегося никто больше не хотел погружаться в эти воспоминания, и пока я был там, я нашел ее. Боже, она всегда привлекала мое внимание, и несмотря ни на что, ты всегда дарила мне что-то подобное.

Печаль, на мгновение отразившаяся на его лице, заставляет меня поверить его словам.

Залезая в карман блейзера, он протягивает это между нами.

Осторожно я подставляю свою руку под его, мой пульс звенит в ушах, когда он медленно разжимает кулак, чтобы вложить что-то в мою ладонь. Его пальцы скользят по моей раскрытой ладони, посылая дрожь по позвоночнику. Я чувствую вес предмета, который он вложил мне в руку, и медленно подношу его ближе к себе.

О боже мой.

Брошь в виде павлина.

Видение, которое было у меня по дороге в Физерстоун, касалось кражи этого павлина. Мои пальцы крепко сжимают его в ладони, и мне нравится ощущение, как он впивается в мою кожу, как моя рука сжимает его.

Воспоминание снова заполняет мой разум, только на этот раз я вижу направление, в котором бежала.

Я мчусь по заросшему травой берегу, сижу над пляжем внизу, без обуви, наслаждаясь ощущением травы между пальцами ног.