Голуби живут совсем рядышком, и прилетают ко мне на карниз, клюют любимые крошки сладкой булочки, воркуют. Никаких мыслей о нереализованности в жизни, никаких страданий о других голубях…только инстинкты, только самый низменные, жизненные потребности: поесть, оставить потомство и просто лететь вперед представляя себя хищным соколом, что летает высоко над всеми и готов вцепиться своими острыми когтями в любую понравившуюся жертву. Сизые кавалеры не вызывают сомнений у голубок в привлекательности, не мучаются проблемами разнообразия своей сексуальной жизни. Птицы…они просто вместе, они так чувственно парят в синеве заката, высиживают птенцов, учат их летать, повинуясь инстинктам и всем законам природы. Почему тогда мы не можем позволить себе превозносить чувствами над нами принимаю их, как основную силу жизни?

Острие моей боли вперемешку с горечью и солеными слезами. Зачем? Зачем они снова разрывают меня? Почему мысли возникают в безумном возбуждение моего воображения, обнажая все пронзительно-острые вспышки: цель их прихода так проста по своей сущности — сравнение с ней…сравнение чувственности с бесчувствием. Неужели нет никакого компромисса между моим телом и рассудком? Каждую женщину тянет на откровенности с тем к кому ты можешь прижаться всем своим телом, к тому кого целуешь в губы теряя голову от схождения с ума. Теряешь голову от того, кто способен сделать твою ночь по настоящему сказочной. «Я недостаточно хороша для тебя?»…смыкаю ресницы, пряча за веками взгляд своей грешной сущности. Никакого компромисса. Никакого компромисса не будет…только воля контролирующего рассудка…мы делаем друг другу осознанную боль, ошибки. Мысли…их рождает наш мозг, как антитела, как иммунитет к возможности новых ошибок, так и тело готово принять самые страшные последствия собственных мыслей. За дрожащими ресницами воскресают чувства моей настоящей любви к нему, и ползет по щеке прошенная, предательская слеза. Я хочу чувствовать…я хочу повиноваться инстинктам…я сделаю первый шаг…Мое возбуждение было просто диким. Некоторое время мы дышали в позе Лотоса и через какое-то время Артур снял с меня повязку, я поблагодарила его за последний сеанс и он ушел столкнувшись на пороге с моим отцом. Взгляд его был пронизывающим до самых костей, но я не растерялась.

— Взрослой себя почувствовала? — спросил отец вешая пиджак в шкаф. — думаешь, если закончила институт, то можешь приводить типов вроде Артура? — его голос становился более хриплым.

— Я так соскучилась по тебе, папочка. — облизнувшись я прижалась спиной к стене и улыбнулась. — ну, подумаешь, у меня был Артур, и что? — усмешка сорвалась с моих губ. — будешь читать мне морали? Не поздновато?

— Это твоя жизнь, твое тело… — отец расстегнул пуговицы на манжетах стоя у зеркала в прихожей изредка косясь в мою сторону и вдруг он усмехнулся. — мне совершенно плевать куда и как он будет пользоваться тобой.

— Вообще-то, — я прикусила от злости губу понимая, что он не совсем в трезвом уме. — у нас была йога. — начала было оправдываться я.

— Йога… — ухмыльнулся папа. — йога… — снова повторил он не поворачиваясь ко мне лицом. — думаешь, я дурак и не знаю, что этот мерзавец делает на своих сеансах? В конце концов, Милочка, что ты еще не умеешь? — его голос становился язвительным…провоцирующим на грубость. — давай честно, — он снял рубашку оставшись в обтягивающей, белой майке на своем крепком теле. — ты уже не девочка. Хорошему невозможно научиться, — он бросил рубашку на диван в своей комнате. — о хорошем вспоминают потом и сожалеют, что по молодости не сделали, не послушали. — отец покачал головой. — а опыт ты и так получаешь, иначе бы ты мне мозги не пилила.

— Папа, что ты такое говоришь? — опешила я. — я пилю тебе мозги? Ну ты даешь…

— Даешь в основном ты. — отец впервые при мне закурил. — среди нас, взрослых кретинов тоже таких хватает.