Людмила Васильевна надевает очки, вбивает нужное в поиск, а потом выдаёт мне несколько телефонов.

— Спасибо вам! Спасибо огромное!

— Кстати, — она понижает голос. — Хочу вас предупредить о том, что при огнестреле врачи обязаны сообщить в полицию, так что участковый через пару часов будет тут. Сможете написать заявление на того, кто сделал это с вашим молодым человеком.

Прикрываю глаза и медленно киваю. С тем, кто ответственен за ранение Яра я уже разобралась. И если мой отец до сих пор жив, то я верю в то, что бумеранг рано или поздно всё равно его настигнет!

В последующие полчаса мне удаётся узнать номер Демида, и я оставляю ему взволнованное сообщение на автоответчик.

Пью обжигающий чай, и с каждым глотком чувствую, как понемногу спадает напряжение.

Через час ко мне спускается доктор и сообщает о том, что операция не из лёгких, но нам повезло, и никакие важные органы не были задеты. А потом… мне самой предлагают пройти на осмотр.

Я прохожу в смотровую. После нескольких вопросов и беглого осмотра мы доходим до…

— А когда у вас были последние месячные?

И тут через замутнённое страхом, стрессом и адреналином сознание проглядывает солнечный луч.

Накрываю низ живота ладонью, и прошу:

— Вы не могли бы сделать мне узи?

Глава 53

Ярослав

Белый потолок с обшарпанной штукатуркой то приближается, то, наоборот, отдаляется. Пульсирует точно также, как и моё отяжелевшее тело.

Наверное, ад должен выглядеть как-то иначе?

Не тешу себя мыслью, что после смерти смогу претендовать на что-то иное.

Нет. Я знаю своё место. Знаю, что заслужил его как никто. Хотя, Зверь, возможно, занял бы котёл погорячее, но и для меня у чертей давно припасено что-то особенное.

Однако, этот грязновато-серый цвет никак не соотносится с моими представлениями о вечных муках.

Я, ведь, умер?

Чувствовал, что не жилец. Сам момент ранения не ухватил, зато потом, когда отвёл Снежинку в безопасное место, ощутил всю боль того, как жизнь покидает тело.

Когда горишь в безмолвной агонии, не в силах сказать ни слова…

Я должен был умереть там, на грязном полу заброшенного цеха.

В чудеса я не верю, так что…

Делаю над собой усилие и приподнимаю свинцовую руку.

Охренеть как тяжело. Тело — неуправляемый кусок поржавевшего метала.

Но в голове свербит одна-единственная мысль: я должен встать. Должен найти Леру.

От страха, что я мог не справиться, что всё было зря, по шее начинает струиться пот.

Громко откашливаюсь. А потом, вырываю из сгибов локтей торчащие из вен иголки.

— Да твою же… — рычу, но из горла вырывается какой-то сдавленный хрип.

Как только начинаю двигаться, спину прорезывает болью. Острая, жгучая, она проходит по нервным окончаниям ударом электрошока. Перед глазами темнеет, голова начинает бешено кружиться.

— Эй-эй, спокойно, боец, не торопись, — знакомый голос добавляет ещё один разрыв шаблона.

Где-то на периферии зрения маячит Демид.

Подходит ближе и не даёт встать.

— Ле-ра… — хриплю страшно, будто вместо гортани у меня какая-то неприспособленная для речи трубка. — Где…

— Всё хорошо, она спит, — Демид смотрит на меня, чуть улыбается. — Не переживай, брат, всё с ней хорошо.

— А… ребёнок… — с трудом отлепляю присохший к нёбу язык.

Сердце съёживается от лютого мороза, когда я думаю о том, что Лера могла потерять нашего малыша из-за стресса.

— Ребёнок? — Демид хмурится, и я с ужасом читаю в его лице подтверждение своим страхам. Снова отбрасываю его руку, пытаюсь встать, но получается не успешнее, чем у только что вылупившегося птенца полёты.

— Да успокойся ты! — Демид снова припечатывает меня к койке. — Всё с ними нормально! Хорошо всё!

— Отвечаешь?

— Да отвечаю, отвечаю! Угомонись уже, а то санитаров позову, тебе опять морфий вколют.