В погоне за ней - Кэт Мейсен

Кровь.

Крики.

Пуповина все еще прикреплена.

Я слегка встряхиваю Чарли, чтобы она пришла в себя, и передаю ей ребенка.

— Смотри, Чарли… это твой ребенок.

— Мой ребенок…, — бормочет она, закрывая глаза, — Мой ребенок жив?

— Да, и он прекрасен.

Чарли сияет, несмотря на свое изнеможение, она едва может держать глаза открытыми или сосредоточенными: — Это мальчик или девочка?

Ну и идиот, ты мог бы это проверить. Я заглядываю под одеяло, немного смущенный пуповиной: — Это девочка… у тебя будет прекрасная девочка.

Она улыбается, но я вижу, как меркнет свет.

Я продолжаю говорить, бредить, что угодно: — Смотри, у нее твои каштановые волосы, и я думаю… я вижу намек на зеленые глаза. Прямо как у Лекса, — слова вылетают из моего рта, удивляя даже меня саму. Этот ребенок — благословение. Несмотря на то, что в ее жилах течет его кровь, наблюдать за этим моментом — большая честь для меня. И все же, как обоюдоострый меч, я знаю, что все, что я чувствую к Чарли, не сравнится с той любовью, которую они испытывают друг к другу. Эти благословения создают вечную связь, которая не может и не должна быть разрушена эгоистичными поступками.

И в этот момент я понимаю, что моя жизнь, мои действия — это один большой эгоистичный поступок.

Я продолжаю наблюдать, как Чарли общается со своей дочерью, прижимая ее к груди.

Даже в ее хрупком состоянии я уязвим, глядя на ее красоту и все, что она представляет в моей жизни.

Чарли — это все, что я хочу видеть в женщине, все, что я хочу видеть в родственной душе. Но что делать, когда вся жизнь, которую ты представлял себе, та, что была завернута в аккуратную упаковку вместе с белым забором и минивэном, ускользает от тебя?

Хуже того, что если это вы ее отталкиваете?

Вдалеке повторяется звук сирен, громкий раздражающий шум приближается к нам. Я кричу о помощи — бесполезное действие, учитывая, что шум подавляет мои мольбы. Огни поворачивают за поворот, и парамедики замедляют ход, притормаживая рядом с моей машиной.

Проходят считанные мгновения, прежде чем я вижу, как они сбегают с холма с оборудованием и носилками, за ними следует расстроенная Лекс.

— Шарлотта! — он падает на землю, его губы дрожат от страха.

Обнимая ее тело, он только через несколько секунд понимает, что она прижимает к груди ребенка. Женщина-парамедик просит Лекса отойти с дороги, чтобы она могла осмотреть Чарли и ребенка. Лекс спорит, но вскоре понимает, что его жене и ребенку нужна помощь.

Мужчина-парамедик стоит на коленях на земле и осматривает рваную рану Чарли. Он поворачивает голову, чтобы спросить меня, что случилось.

— Я увидел машину в кювете и нашел ее внутри. Она сказала мне, что разбилась, потому что у нее начались схватки, — я продолжаю дрожащим голосом: — Я нашел ее в машине, но не смог открыть дверь. Ее голова кровоточила, но это был поверхностный порез. Я спросил ее, может ли она двигать всеми частями тела, и она сказала «да», поэтому я осторожно перенес ее в багажник, так как у меня была паранойя, что машина взорвется.

Мое сердце тяжело сжалось при этой мысли.

Кто-то присматривал за нами.

— Она сказала, что ребенок рождается, но я видел, что она теряет сознание, поэтому я продолжала говорить с ней, чтобы она была в сознании, а потом она тужилась, и ребенок родился.

Женщина сочувственно улыбается мне: — Вы справились. Большинство людей запаниковали бы в такой ситуации. Лучшее, что вы могли сделать, это держать ее в сознании.

Парамедик перерезает пуповину, и они с осторожностью поднимают Чарли на носилки. Она плачет по своему ребенку, умоляя взять его с собой. Парамедики объясняют ей, что им нужно добраться до больницы и убедиться, что и она, и ребенок в порядке. Они должны находиться под наблюдением в течение следующих сорока восьми часов.

Я смотрю на Лекса, растерянного, когда он цепляется за руку Чарли и уверяет ее, что все будет хорошо.