Обман сердца - Кристен Граната

Я рассказываю ей о том, что случилось с родителями, напоминая обо всем, о чем она, возможно, забыла с тех пор, как мы в последний раз говорили о них много лет назад, а затем рассказываю, что сделал Трентон.

Шерри тяжело вздыхает, когда я заканчиваю.

— У моего внука всегда было доброе сердце. Он сделал так, чтобы обо мне заботились, и люблю его за это.

— Он очень сильно вас любит, — тут же подтверждаю я.

Шерри улыбается.

— Его любовь не знает границ, — она протягивает руку, чтобы сжать мою ладонь. — Тебе решать: устанавливать эти границы или нет. Ты всю жизнь была независимой, справлялась со всем сама. Никогда не нуждалась в том, чтобы кто-то заботился о тебе и, конечно, к такому человеку, как Трент, может быть трудно привыкнуть.

— Хотите сказать, что я боюсь позволять кому-то заботиться обо мне?

Шерри пожимает плечами.

— Только ты знаешь, что чувствуешь, Птичка.

Я достаю карту и кладу на стол единственную четверку. Да уж, довольно страшно любить кого-то, особенно после того, как на своей шкуре почувствовала, какого это, когда обжигаешься.

— Он будет совершать ошибки. Вы оба будете. Но могу гарантировать, что он не совершит одну и ту же ошибку дважды, — Шерри погрозила мне указательным пальцем. — Если Трентон знает, что причинил тебе боль, то я уверена: это съедает его изнутри. Он наверняка ломает голову над тем, как все исправить.

Я знаю, как ему, должно быть, больно.

Шерри кладет карты вверх на стол и наклоняется вперед.

— Мой совет? Разозлись. Накричи на моего внука. Расскажи о своих чувствах и требуй того, что хочешь. Ты сильная, способная девушка и сама можешь решать, что делать дальше.

— Я действительно скучала по вам, Шерри.

— Я тоже скучала, Птичка.

Я играю четыре партии рамми с Шерри, прежде чем ей приходится уйти. Мы прощаемся, пока я обдумываю совет в голове, направляясь на парковку.

— Кэссиди.

Голова резко поворачивается при знакомом звуке глубокого голоса.

Трентон.

— Трент, привет, — сердце учащенно бьется, когда я смотрю в его беспокойные темные глаза.

— Привет, — он засовывает руки в карманы пальто. — Как сегодня дела у бабули?

— Чувствует себя прекрасно. Мы играли в рамми.

— Уверен, ей это понравилось, — хоккеист протягивает руку, как будто собираясь дотронуться до моей, но опускает ее, так и не сделав этого. — Спасибо, что пришла навестить ее.

Я киваю.

— Без проблем.

Мы стоим так близко, словно можем соприкоснуться, но кажется, что ментально нас разделяют мили. Сердце колотится в груди, умоляя освободить его из тюрьмы, в которой находилось последние несколько дней.

Печаль скапливается в его радужках, фиолетовые полумесяцы подчеркивают глаза так же, как и мои собственные, потому что я всю ночь ворочалась в одиночестве в постели, которая все еще пахнет им.

— Я, э-э, я не смогу прийти на игру сегодня вечером, — я тереблю молнию на куртке. — Устраиваю вечеринку по случаю выхода книги, на Манхэттене, Ария и Селеста придумали ее вместе, — я издаю смешок. — Почти уверена, что Селеста теперь стала моим неофициальным пиар-агентом.

— Это будет полезно, — он заставляет себя улыбнуться. — Селесте нравится организовывать подобные мероприятия.

— Я знаю, что у нас все еще действует контракт, так что могу прийти на следующую игру, если ты хочешь…

— Прекрати, — его голос срывается. — Не доводи до этого.

Между нами повисает напряженная тишина, ни один из нас не в состоянии отвести взгляд.

Давай, Кэссиди. Скажи хотя бы что-то.

— Что ж, повеселитесь сегодня вечером.

Трентон обходит меня, направляясь в дом престарелых.

И я ухожу, чувствуя себя еще хуже, чем когда приехала сюда.

— Выглядишь так, словно кто-то нагадил в твой праздничный торт.