— Ты даже не представляешь, как я счастлива от этого. — Она шмыгнула носом и вытерла слезы со своих мокрых щек. — Я ненавижу все плохое, что случилось с тобой за последний год, но я не могу сожалеть о них. Когда умерла Джанесса, ты построила стены, чтобы отгородиться от всех. Я думаю, это был твой способ уберечь свое сердце от разбития. Что бы мы ни делали, это не помогало. Я просто так рада видеть, что ты начинаешь разрушать эти стены.

— Мне жаль.

— Тебе не нужно извиняться. Ты была так молода, и то, что случилось с Джанессой, было таким травмирующим. Тогда она была Камероном для твоего Келлана. Я просто хотела бы, чтобы мы знали, что делать, чтобы удержать тебя возведения стен.

— Я не знаю, могли ли вы что-нибудь сделать. — Они всегда были рядом со мной, я просто не впускала их внутрь.

— Большую часть времени, я думаю, ты даже не осознаешь, что отталкиваешь нас. Так много людей любят тебя и хотят быть рядом с тобой, Сабрина. Ты просто не всегда позволяешь им это. Единственный человек, которого, как я видела, ты по-настоящему впустила со времен старшей школы — это Фелисити.

И Бо. Находясь с ним на аванпосте, лишив меня всех удобств, он открыл мое сердце. Он прорвался сквозь мои стены и помог мне освободиться.

— Я больше не хочу отгораживаться от людей, — прошептала я.

Она потянулась и схватила меня за руку.

— Тогда не надо. Ты не можешь позволить тому, что произошло с Джанессой много лет назад, определять, как ты собираешься строить отношения. Твоя бдительность заключается не только в том, чтобы держаться подальше от плохого. Ты блокируешь и хорошее тоже.

— Как ты думаешь, почему она покончила с собой? — Никогда, ни разу я не задавала этого вопроса.

Джанесса оставила записку своим родителям, но никто никогда не говорил мне, что она написала, и я была так зла на нее в то время, что не хотела слышать никаких оправданий.

Мама сделала глубокий вдох.

— Она была беременна.

У меня отвисла челюсть.

— Беременна? Мы с Джанессой обещали оставаться девственницами до колледжа. И теперь получается, что она убила не только себя, но и своего ребенка? Я не могу… — Я глубоко вздохнула и прекратила свою тираду. — Не важно. Тот факт, что я буду психовать ее не вернет.

— Нет, не вернет.

Я покачала головой, ошеломленная ее выбором.

— Лучше бы она не смогла купить этот пистолет.

— Так вот почему ты напала на Фёдоровых?

Я кивнула.

— Дети не должны иметь возможности покупать нелегальное оружие на улице. Без этого пистолета ей пришлось бы покончить с собой каким-нибудь другим способом. Если бы она приняла таблетки или даже перерезала себе вены, я, возможно, смогла бы спасти ее, мама. Я могла бы добраться туда вовремя.

— Нет, дорогая. Ты бы этого не сделала. К тому времени, как ты туда добралась, она была мертва уже несколько часов. Несмотря ни на что, ты ничего не смогла бы сделать.

— Может быть, ты и права.

— О, Сабрина. — Ее голова опустилась. — Хотела бы я знать, что ты так себя чувствуешь. Я должна была заставить тебя поговорить об этом давным-давно.

Я покачала головой, и по моим щекам скатилась пара слезинок.

— Я, наверное, не стала бы слушать, но я рада, что ты мне сказала. Теперь я могу отпустить это.

Мы сидели вместе в тишине, держась за руки и допивая вино, пока она в последний раз не сжала мои пальцы и не встала с дивана.

— Я лучше пойду спать. Мы можем продолжить разговор завтра, если хочешь.

— Ладно. Спасибо, мам.

Я была эмоционально истощена, но сомневалась, что смогу уснуть. Вместо этого я буду думать о серьезных изменениях в жизни, которые собиралась внести, начиная с завтрашнего дня.

Я больше не отталкиваю людей. Я заканчиваю работать от восхода до заката и большую часть времени между ними. Я устала использовать секс как способ держать мужчин на расстоянии. Мне надоело вести одинокое существование.