Карт-Бланш - Виктория Роа

— Стас, странный такой вопрос, но ты когда-нибудь был натурщиком? — улыбнулась я.

— Натурщиком? — удивился Серый. — позировать для художника? Честно сказать, ты подумаешь, что я быдло, но…

— Но? — я склонила голову на бок и положила руку ему на грудь.

— Но я кручусь в обществе братков, проституток и всякого сумасброда. Увы, у меня и художников то нет знакомых, но искусство ценю. Это у меня, от отца. — Стас грустно улыбнулся. — он у меня был любителем изобразительного искусства и осталась неплохая такая коллекция. А что такое?

— Нет знакомых художников? — опешила я. — а как же я?

— Оу, не подумал бы, что общаюсь со знаменитостью. — засмеялся Серый. — и что ты…

— Я рисую обнаженную мужскую натуру. — улыбнулась без всякого стеснения я. — знаешь, скажем так, как ты член преступной группировки, так и я являюсь участницей одной очень приватной, но одновременно очень публичной организации по воплощению самых сексуальных желаний и фантазий. — вздох. — скажем так, я посвятила себя не только творчеству в живописи, но и фотосъемке. — нежно проведя пальцами по его грубой ладони, я склонила на бок голову и игриво улыбнулась, чувствуя, как в груди стало очень горячо. — я, как никто другой знаю, что мужская обнаженная натура умеет волновать.

— Хм, звучит очень интересно, Поль. — его ладонь крепко сжала мою кисть. — уверен, что мужчинам очень тяжело тебе позировать, ведь когда тебя рисует такая милая женщина, то даже самый свирепый мужчина перед тобой обернется котенком.

— Ох, Стас, если бы ты только знал, как это прекрасно: от твоих рук мужское тело обнажает истинную красоту. Так ты говоришь, что никогда не позировал? — улыбнулась я. — не хочешь попробовать?

— Я? — опешил Серый. — ну я не знаю… — замялся некогда смелый бандит. — как-то это…неудобно что-ли. — он опустил взгляд в пол, но я не унималась.

— Давай прямо сейчас? — быстро захлопав ресничками спросила я. — Стас, ну, пожалуйста, разве для тебя это проблемно?

И он подался моим просьбам. В этой самой части, куда падает розовый закат, расположился и Серый, который появлялся на холсте с моим очередным мазком. Этот крепкий мужчина относился к числу «вымирающих» видов: чистейший мужской шарм, бешеная сексуальная энергетика. Его бесподобные изумрудно-карие глаза отдавали блеском серости и подчиняли, увлекали в совершенно иной, словно потусторонний мир. Он лежал на холодном стекле, заставляя покрываться мурашками все его чувственное тело, отчего твердела крепкая мужская грудь, но стыдно признаться, от нарастающего возбуждения твердели и мои соски, как и предательски дрожали колени. Румянец на щеках заставлял меня ощущать покалывания кожей, но я старалась не выдавать себя. Красный, ярко-оранжевый, желтый, бордо — все это наносилось кистью, в попытках успеть за закатом и всей его красоты, когда последние лучи коснулись оголенного тела Серого, придавая ему неповторимый оттенок марсала. Стыдно сказать, но вот уже больше полу часа я рисовала его портрет не глядя на него, а рисуя чисто по памяти, как и дома, когда рисовала его лицо. Голос…его голос…я слышала его вопросы, но не могла ничего ответить, ведь руки сами не могли перестать рисовать, а между ног становилось горячо и влажно…вот, черт, я то думала, что такое может быть только в дамских романах, которые так любила читать моя мать, но только я никогда не верила в правдивость чувств их главных героинь…банально, правда? Когда я закончила, то протянула Стасу его вещи не глядя, и не выходя к нему в свет, чтобы он не видел, как я сжимаю мышцы таза, пытаясь побороть свое возбуждение…я ведь уверена, что привлекаю его, как подруга, как художница, но никак женщина, ведь у него есть Белла…черт, что за мысли?