Всё не так - Полина Грёза (2024)

— Отец у тебя именно такой. Не вижу проблемы. Ложь во спасение.

— Свет, ну я-то должна знать от кого рожаю?

— В твоём случае — только ДНК. Желательно после родов.

Обхватив плечи руками, Алёна укачивала свою беду, как нелюбимое, нерожденное дитя, осторожно и бессмысленно. После небольшой паузы она тихо, но твердо заявила:

— Тогда ребенка не будет.

Светка уставилась на Алёну ошалелыми глазами.

— Решать, конечно, тебе. Но, поверь, сто процентов будешь жалеть. Макс уехал. Его больше нет в твоей жизни. Тебе сейчас больно, но это не навсегда. Пройдет время все забудется, рассосется. Останется пустота в душе. Ивана ты не любишь. Уважаешь, благодарна, но любви нет. А ребенок — это прежде всего твоё. Частичка тебя, в первую очередь. Мужики приходят и уходят, а сын или дочь останется. У тебя было два отменных самца. Как доктору, не жаль гробить такой генофонд?

Алёну передёрнуло. Тоже мне, селекционер.

— Я не племенная лошадь. Ладно, Свет, хватит мне морали читать, что ты там увидела?

— Ожидаемо. Срок 6–7 недель. Развивается нормально. Больше ничего сказать не могу.

— Должен же быть способ узнать…

— А анализ на ХГЧ?

— Там будет то же самое.

Взгляд обычно милой и доброй Алёны вдруг стал тверже алмаза и резал остротой бритвы:

— До какого срока делается медикаментозный аборт?

— До 8 недель.

— Дай мне таблетки.

— Алён, подумай! Хорошо подумай! Не разрушай прежде всего свою жизнь! У тебя отрицательный резус фактор и потом…

— Дай. Мне. Таблетки.

Светлана вздохнула и открыла шкаф.

Вынула оттуда две упаковки.

— Эту сегодня, а эту через 3 дня.

— Спасибо, — Алёна смахнула непрошенную слезу, и, не глядя в глаза подруге, выбежала из кабинета.

— Какой же ты козел, Ларин, — всхлипнула вслед Светка.

24. Алёна

Шестнадцать лет назад

В полном раздрае Алёна возвращалась в квартиру Ивана. Язык не поворачивался назвать её домом. Просторная, с хорошим ремонтом, дорогой мебелью, но неуютная и пустая. Как Аленина израненная душа. Будто Макс без наркоза вскрыл грудную клетку, вырвал её горячее бьющееся сердце и унес с собой, а взамен ничего не оставил. Нет любви. Нет жалости. Ни к себе, ни к тому маленькому существу, что зародилось и пульсирует внутри. Только горький вкус пепла.

Алёна прошла на кухню. Налила в стакан воды и стала читать инструкцию к таблеткам.

Как, оказывается, все просто. Сейчас она откроет блистер, положит в рот белый горький кругляш, запьет водой и через пару часов кончатся все ее проблемы и терзания. И никто ничего не узнает… Ни Макс, ни Иван. А потом она соберёт вещи, купит билет на поезд и уедет куда глаза глядят. Подальше от обоих. От терзающих душу воспоминаний, от едкого чувства вины. Начнет все с чистого листа, возродится. Если бы можно было одной таблеткой стереть из памяти то, что не хочется помнить…

— Привет, любимая! — за спиной Алёны неожиданно, как из воздуха материализовался Иван. Девушка ахнула и уронила сумочку.

— Ну ты что, испугалась что-ли? Это всего лишь я, твой муж, — мужчина нагнулся, чтобы помочь собрать вещи, — А это что такое? — спросил он, поднимая с пола тест на беременность. Две полоски алели, как кровавые царапины на белой коже. Слишком ярко. Слишком очевидно.

Алёна, как рыба, которую вынули из воды, судорожно хватала ртом воздух, не в силах произнести ни слова. Полный крах. Так глупо попалась. Почему не оставила эти жуткие тесты в женской консультации?

На лице Ивана отражалась целая гамма чувств. Сначала недоумение, плавно перетекающее в удивление, потом радость, и, наконец, гордость. Как довольный медведь, он заурчал, сгреб жену в охапку и закружил, зацеловывая лицо, глаза, губы, волосы. У Алёны же опять в три ручья потекли слезы.

Иван сел на табурет, взгромоздил супругу себе на колени и страшно довольный спросил:

— Какой срок?