Вдох-выдох - Алиса Медовникова (2024)

Сегодня, сдобренные огромным количество наличности медики, наконец-то отпускают Костю домой, передавая его мне на поруки. Я рада тому, что мой муж снова будет дома и ухаживать буду за ним я – женщина, которая понимают причины его поступки, а не люди, которые считают его какой-то истеричкой.

В честь возвращения Костика домой, я испекла его любимый клубничный пирог, но он лишь поковырялся в тарелке, а к ужину даже и не притронулся. Не притронулся он и ко мне, с тех самых пор, как привез из больницы меня. Я пытаюсь хотя бы взять его за руку, чтобы хоть как-то наладить между нами контакт, но он быстро ее убирает, продолжая закрываться от меня, продолжая избегать меня. В глаза мне он старается не смотреть. Разговаривать со мной тоже не хочет. К чувству вины, помноженному на два, прибавляется еще и стыд.

И единственное, что он может из себя выдавить, укладываясь спать не со мной в спальне, а в гостиной на диване, это:

– Лучше бы ты дала мне уйти.

Пятница

Я нахожу его в кабинете. Он распахнул окно и пол укрывает ноябрьский дождь. Костя сидит в углу, подтянул под себя колени, и раскачивается из стороны в стороны. Я зову его, но остекленевший взгляд за меня не цепляется. Зато цепляется за мои картины. Костя резко вскакивает и начинает их рвать. Я даже не пробую его остановить. Нарисую новых, черные краски и хосты постоянно прибывают в нашу квартиру, так же, как и бутылки с алкоголем.

Он рвет картины с таким ужасающим остервенением, но в полном молчании. Молчу и я. А что сказать? Сказать нечего. Особенно мне, которая вчера перебила все его бутылки. Он тоже ничего мне не сказал, просто сходил за новыми.

Видимо вот так, косо и криво мы стараемся помочь друг другу избавиться от вредных привычек, но по факту не можем помочь ни друг другу, ни самим себе.

Мы застряли во временной петле, черной и непроглядной, куда не достают фонари, которыми зовут нас к свету друзья и родители. Мы застряли во временной петле, где есть только осень и тоска, горе и вина, краски и алкоголь, боль и ненависть к себе. Мы застряли во временной петле, где каждый новый день еще более колючий, чем предыдущий.

Мы застряли во временной петле.

И даже не пытаемся искать выход.

Вторник

Просыпаюсь оттого, что Костик копошится в шкафу. С трудом разлепляю припухшие от слез глаза и вижу, как мой муж укладывает свои вещи в чемодан.

Заметив, что я проснулась, Костя признается:

– Я так больше не могу. Я должен ухать.

– Надолго? – уточняю я, понимая, что это не просто командировка.

– Не знаю.

– Ты вернешься?

– Не знаю.

– Я могу тебя удержать?

– Нет.

– А как-то помочь тебе?

– Единственное, что мы можешь – позволить мне спокойно собрать вещи и уйти.

И я позволяю ему. Спокойно собрать вещи и уйти. Даже целую на прощание и говорю, что люблю его так. Провожаю его так, словно он просто ушел на работу и вечером вернется. А потом закрываю дверь нашей опустевшей квартиры и реву весь день.

Суббота

Двенадцать недель. Столько я живу одна. Без Костика, который все также живет на съёмной квартире, все также ходит на работу и все также пьет. Но у него все хорошо, он сам мне об этом написал.

Я не могла ответить тем же. Мою жизнь хорошей не назовешь, потому что я одна. У меня больше нет ни сына, ни любимого мужа. Есть только черная дыра и море слез. Мне плохо, и чтобы хоть как-то забыться, я после нового года вышла на работу, тем более декретный отпуск мне не положен, а в офисе меня давно ждут и старательно делают вид, что ничего не произошло, а их директор по маркетингу просто была в очень длительном отпуске. Коллеги прекрасно знают, что даже они не смогут подобрать слов, которые смогут приободрить женщину, потерявшую ребенка и мужа. И я им благодарна, хотя бы в офисе у меня есть иллюзия нормальной жизни.