Цветочный мёд - Анна Корнова

— Я тебя не называю. Это она и не про тебя, а про Василину так. Прочла в телефоне нашу с ней переписку и давай меня выгонять. Только, Геля, я думаю, — Антон понизил голос, — что она не от ревности, у неё самой мужик появился.

— Про какую Василису ещё ты придумал, сказочник?

— Не Василиса, а Василина. Она не женщина, она воплощенная мечта! — с этими словами Белогорский встал и поплелся в комнату.

Ангелина содрогнулась, представив, что ей придётся всю ночь слушать храп пьяного мужика, но сидеть на кухне, уставясь на экран телевизора, быстро надоело. Глаза слипались, зевота одолевала, и она всё же пошла в комнату, легла на диван, сразу, несмотря на присутствие Белогорского, провалилась в глубокий сон. Ей снилось, что она идёт по заснеженному Старому Залучью, к ней навстречу идёт Ярослав, он обнимает её, прижимает к себе… Ангелина просыпается, на её теле рука Антона.

— Это ещё что? — Геля возмущенно села на диване. — Изнасилование в новом году у меня уже было и совершенно не понравилось.

— Да я просто тебя разбудить хотел. Поговорить.

— На часы посмотри!

— У меня психологическая травма

— Все мы чья-то психологическая травма, — печально заметила Ангелина. — Например, ты моя травма. Я два года рану зализывала.

— Гель, чего вспоминать, что давно прошло. Я и так наказан, что на истеричке женился. Слушай, я тут подумал: может, мне у тебя пожить, пока меня жена обратно не пустит.

— Ты свой пьяный бред не озвучивай, — Ангелина встала и пошла на кухню попить.

В чайнике воды не оказалось, «Это я выпил», — с гордостью, как о достижении, объявил Антон.

— Ты не злись, что я тебе спать не даю. Мне сейчас так погано.

— Пить надо меньше, — буркнула Ангелина.

— Ты же ничего не знаешь. Меня жена из дома выгнала.

— Ты это уже говорил.

— Ты не понимаешь, как это тяжело.

— Я не понимаю только, в чём проблема? Ты же сам от неё уходить собирался, мне предлагал вспомнить былое.

— Ну, нам есть что вспомнить. Я вот часто фотографии смотрю, как мы на море ездили, как в горы ходили. Я же тебя любил!

— А потом женился на другой.

— Гелька, прекращай бубнить. Я от жены по-любому ушёл бы — пилит, орёт, опять пилит. Но я бы сам ушёл, а то она меня выставила. Я женщину встретил, Василину, это мечта всей моей жизни. Мы в галерее на выставке познакомились. Её работы рядом с моими висели. Как она с тенями и отражениями работает!

— Ну, так и шёл бы к этой Василине. Вместе на пленэр бы ездили, с тенями и отражениями работали. Чего ко мне приперся?

— Она на неделю в Турцию уехала. Старый Стамбул снимает. И потом, она сказала, что ещё не готова вместе жить, она пока думает.

— А как надумает, так ты сразу жене ручкой сделаешь?

— Сделаю, — безмятежно улыбнулся Антон. — Сколько можно в дурдоме находиться!

— Каким ты был, Антон, таким остался, — зевнула Геля. — Живёшь с женой, улыбаешься жене, Настенькой называешь, а сам глазами ищешь, к кому бы соскочить. Мерзко это.

— Чего ты нудишь постоянно? Вспоминаешь, что давно забыть пора. Не тебе ворчать. У тебя без меня, сразу видно, всё отлично сложилось: пришла ночью, нарядная — платьице, сапожки…

— Да, у меня всё отлично! Мне только что предложение руки и сердца сделал один прекрасный человек, — гордо заявила Ангелина, сама не понимая, зачем она что-то объясняет своему бывшему, тем более, пьяному бывшему.

— Стоящий хоть мужик?

— Стоящий без всякого «хоть». Вот думаю, принимать ли его предложение или пока подождать.

— А что тут думать — выходи. Чего ждать? Тебе в феврале тридцатник стукнет.

Ангелина не собиралась рассматривать слова Бориса как реальное предложение, но напоминание о возрасте смутило. Надо бы банку с цветочным мёдом на видное место поставить.